История и перспективы российской экономики (и ИТ-отрасли в частности)

Успех любой коммерческой фирмы в значительной мере зависит от того, насколько хорошо она вписывается в текущую конъюнктуру рынка – ведь именно спрос на продукцию фирмы, а также способность фирмы конкурировать за него определяют финансовый результат бизнеса. По этой причине без адекватного понимания динамики внешней среды рынка, на котором работает фирма, абсолютно любой подход к управлению ею является плохим. А потому в этой статье я предлагаю поразмыслить о том, что нас ожидает на рынке в ближайшем будущем.

Для того, чтобы содержательно об этом говорить, вначале необходимо задать контекст событий, происходивших на рынке в последнее время, а также описать движущие силы этих процессов. С точки зрения контекста мировой экономики я эту работу уже проделал ранее — ее результаты я коротко изложил в другой своей статье «Что такое экономический рост и почему случаются кризисы» (ее прочтение крайне желательно для понимания того, что будет сказано в данном материале). Что же касается российской экономики, то аналогичное описание ее механизмов развития я приведу в этой статье.

Итак, что же представляет собой современная российская экономика? Для ответа на этот вопрос стоит взглянуть на то, как она сформировалась.

Новейшая экономическая история России
Конец 60-х – начало 90-х

Не секрет, что свою экономику Россия унаследовала от СССР, и многие ее характерные черты (такие, например, как пресловутая «нефтяная игла», то есть зависимость от нефтегазового экспорта) оформились еще в советское время. До определенного времени СССР представлял собой весьма самодостаточную экономическую структуру, практически не интегрированную с мировым рынком и развивавшуюся независимо от него. Однако в конце 60-х годов прошлого века эта ситуация стала меняться.

Именно в это время начался экспорт нефти и газа из Советского Союза в страны Запада и стала формироваться та самая сырьевая модель экономики, которую и унаследовала современная Россия. Но вот интересный вопрос: а почему речь шла (и сейчас идет) именно о нефтегазовом сырьевом экспорте, и могли ли СССР и Россия интегрироваться в глобальный рынок как-то иначе?

Короткий ответ — скорее нет, чем да. Все дело в том, что более технологичные товары, производившиеся в «большой» западной, рыночной системе разделения труда, по естественным причинам были более конкурентоспособны, чем то, что производилось в «маленькой» системе разделения труда советской плановой экономики, охватывавшей существенно меньшее по численности население (о связи уровня производительности труда и технологического развития с численностью работников в экономической системе я писал в статье «Что такое экономический рост и почему случаются кризисы»). В то же время локальная экономика СССР все же смогла обеспечить относительно высокий уровень реальных доходов населения (существенно выше, чем у жителей «третьих» стран), поэтому конкурировать на внешнем рынке за счет дешевой рабочей силы (как, например, Китай) советская экономика тоже не могла.

По этим причинам самой конкурентоспособной продукцией, которую СССР, а затем и Россия, смогли поставлять на внешний рынок с наибольшей выгодой, оказалось сырье. А наиболее ценным и востребованным на внешнем рынке российским сырьем стали углеводороды.

Более того, даже технологии и оборудование для добычи и перекачки углеводородов часто оказывалось выгоднее закупать на Западе — ведь под валютную выручку от экспорта можно было позволить себе и валютные инвестиции. В результате СССР строил необходимую для экспорта инфраструктуру на западные кредиты и закупал на них соответствующее техническое оснащение там же, на Западе.

В то же время на полученную от продажи нефти и газа валютную выручку Советский Союз закупал все больше и больше импортных товаров. При этом другие отрасли Советской экономики, ориентированные на внутреннее потребление, начинали постепенно «отмирать», так как недополучали инвестиции, и цикл воспроизводства в них нарушался (этот процесс хорошо описан в книге «Эпоха роста» О.В. Григорьева, который являлся его непосредственным свидетелем).

Параллельно с этим формировался гипертрофированный военно-промышленный комплекс, подстегиваемый «гонкой вооружений» с США, который оттягивал все больше ресурсов из гражданских отраслей советской экономики. В результате период в целом благоприятной для СССР внешнеэкономической конъюнктуры (читай — высоких цен на нефть) в памяти рядовых советских граждан остался как «эпоха застоя».

Однако, как известно, ничто не вечно под луной, и нефтяной рынок тоже имеет свой инвестиционный цикл, который неизменно заканчивается перепроизводством и падением цен на нефть. Это и произошло в середине 80-х годов, спровоцировав экономические проблемы, которые, среди прочего, и привели к политическому распаду советской системы (разумеется, этот процесс был гораздо более сложным и многогранным и не являлся простым следствием падения цен на нефть, но для целей этой статьи такого описания будет достаточно).

При этом неизвестно, что оказало более разрушительное воздействие на экономику — само падение цен на нефть или принятая в этих условиях политика «ускорения», подразумевавшая наращивание инвестиций в отрасли тяжелой промышленности. Дело в том, что сам механизм экономического развития Советского Союза принципиально не отличался от механизма развития капиталистических стран – СССР тоже развивался за счет научно-технического прогресса. Соответственно, для советской экономики были справедливы и те же самые ограничения уровня разделения труда, связанные с количеством работников в экономической системе (о них я писал в другой статье). Причем СССР уперся в эти ограничения внутреннего «рынка» еще в 70-е годы — именно тогда началась знаменитая «эпоха застоя».

В этих условиях политика «ускорения» не могла обеспечить экономический рост, а лишь «оттягивала» ресурсы из отраслей, поставлявших товары народного потребления, в отрасли тяжелой промышленности. При этом инвестиции в промышленность частично финансировались за счет внешних займов, необходимых для закупок импортного оборудования, и обслуживание этих займов оттягивало и без того оскудевшую валютную выручку из экономики. В результате уровень потребления граждан СССР сильно страдал от сокращения закупок импортных потребительских товаров и нехватки внутренних мощностей для их производства — для населения эти процессы выглядели, как обострение товарных дефицитов.

Эти события ясно показали и населению, и элите несостоятельность экономической модели СССР. В конечном итоге в конце 80-х годов Советский Союз окончательно встал на путь рыночных реформ и интеграции в мировой рынок (хотя, как было показано ранее, сама интеграция началась гораздо раньше, когда СССР стал поставлять нефть и газ в страны запада). Однако этот «форсированный» переход на рыночные рельсы обернулся катастрофой для российской экономики в 90-е годы.
1991 – 1998

Переход к рынку в России начала 90-х сопровождался колоссальной инфляцией, на пике в 1992 году доходившей до 2500% в год. Причина этой гиперинфляции, в общем-то, лежит на поверхности — правительство отпустило в свободное плавание цены, которые ранее регулировались административно. Однако здесь стоит заострить внимание на том, откуда, собственно, взялась «излишняя» денежная масса, вызвавшая такую инфляцию.

Как известно, советская экономика была распределительной, а не рыночной, и наличие денег у потребителя вовсе не влекло за собой возможность купить нужный ему товар — это выражалось в известных советских дефицитах и очередях за продуктами с нормативом отпуска в одни руки. В результате у населения скапливались деньги, которые оно в реальности не могло потратить в распределительной системе.

Интересно, что причина этого накопления денежной массы в СССР ничем не отличалась от стран с рыночной экономикой — советское правительство тоже финансировало свои расходы за счет эмиссии денег. Распределительная система сдерживала эти деньги, подменяя инфляцию дефицитами, однако, когда правительство отпустило цены, вся эта денежная масса «выплеснулась» на рынок и привела к гиперинфляции.

В результате последовал классический инфляционный кризис, механизмы которого были описаны в статье «Что такое экономический рост и почему случаются кризисы». В свою очередь гиперинфляция привела сжатию денежной массы в реальном выражении и к фактической демонетизации экономики с частичным вытеснением денежного обращения бартером и денежными суррогатами.

Столкнувшись с нехваткой оборотного капитала и кризисом неплатежей, предприятия начали массово закрываться. В значительной мере это и явилось причиной того колоссального экономического спада, которым сопровождался переход к рыночной экономике в России. Кроме того, ранее за время действия политики «ускорения» СССР успел накопить значительный внешний долг, который теперь лег тяжким бременем уже на российскую экономику.

Борясь с инфляцией, российский центральный банк в 90-е годы был вынужден проводить «жесткую» монетарную политику с высокими процентными ставками и «зажимать» денежную массу, вследствие чего происходило сжатие оборота российской экономики. В то же время из-за этого сокращались налоговые поступления в бюджет в реальном выражении, что приводило к его хроническому дефициту. До 1994 года дефицит бюджета в основном финансировался эмиссией денег, что только поддерживало высокую инфляцию. Но с 1994 года эта практика была прекращена, и правительство стало финансировать дефицит бюджета за счет как внешних, так и внутренних заимствований, оттягивая и без того скудные финансовые ресурсы из реального сектора экономики.

Инфляция после этого пошла на спад, при этом рынок долговых обязательств российского правительства привлек иностранных инвесторов. Они создавали дополнительный спрос на рублевые гособлигации (ГКО) и, соответственно, на рубли, необходимые для их покупки. Однако принесенный иностранными инвесторами приток валюты в сочетании с «жесткой» монетарной политикой ЦБ, стремившегося обуздать инфляцию, формировали завышенный курс рубля, делавший российских производителей неконкурентоспособными по сравнению с импортом.

В результате на протяжении большей части «лихих 90-х» в России наблюдался экономический спад и рост безработицы. Одновременно с этим рос государственный долг, за счет которого финансировался дефицит бюджета. Венцом же этой экономической модели стала «пирамида» ГКО (правительство выпускало облигации, номинированные в рублях, и осуществляло выплату долга по ранее выпущенным облигациям за счет новых займов), которая обрушилась в августе 1998 года (причем спусковым крючком кризиса выступило, опять же, падение цен на нефть, вызванное кризисом на азиатских рынках).
1998  – 2008

Дефолт августа 1998 года прекратил приток спекулятивного капитала на российский рынок и привел к резкой девальвации российской валюты. При этом рост цен на нефть вскоре возобновился, что создало благоприятные условия для выхода из кризиса, однако указанные события привели к кардинальной смене режима функционирования российской экономики.

С одной стороны, девальвация рубля резко повысила цены на импортные товары и сделала внутреннее производство более конкурентоспособным относительно импорта. C другой стороны, благоприятная внешняя конъюнктура (возобновление роста цен на нефть и сопутствующий приток валюты в страну) позволяла центральному банку проводить «мягкую» монетарную политику и увеличивать денежную массу без дальнейшего падения курса рубля. Такая денежная политика позволяла обеспечить достаточное финансирование для внутренних инвестиций в оборотный капитал бизнеса и развитие локальных производств.

В то же время за счет выручки от экспорта углеводородов росли доходы (соответственно, и расходы) федерального бюджета, которые стимулировали внутренний спрос. В сложившихся условиях этот спрос во многом удовлетворялся за счет того самого импортозамещения, о котором так много говорят сегодня.

Однако здесь крайне важно понимать, в каких условиях это импортозамещение стало возможным. Во-первых, курс рубля после дефолта 1998 года упал не на проценты, а в разы. Во-вторых, к моменту кризиса 1998 года в стране сформировалась высокая безработица и имелось большое количество простаивающих производственных мощностей, оставшихся еще с советского времени.

Указанные факторы привели к быстрому восстановительному росту экономики в 1999 и 2000 годах. Впрочем, этот рост оказался достаточно краткосрочным — возможности экстенсивного развития экономики за счет роста занятости населения и повышения загрузки простаивающих производственных мощностей были исчерпаны достаточно быстро, и вскоре темпы роста резко сократились.

Тем не менее благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура в виде роста цен на нефть позволила российским властям расплатиться с накопленным ранее внешним государственным долгом (включая долги бывшего СССР), и примерно с 2003 года в России стала формироваться новая модель экономического развития, основанная уже не на внутренних, а на иностранных инвестициях. У российского правительства появились «свободные» деньги, которые оно стало направлять на социальные расходы и рост зарплат бюджетников. Кроме того, существенная часть экспортной выручки направлялась на формирование резервных фондов правительства — это и было смыслом так называемого «бюджетного правила Кудрина».

Продолжавшийся рост цен на нефть давал дополнительные поступления в государственный бюджет, которые перераспределялись в экономику в виде растущих государственных расходов (прежде всего, социальных расходов и зарплат бюджетников). В свою очередь, такое стимулирование конечного спроса за счет перераспределения экспортной выручки со стороны государства привлекало иностранные инвестиции в отрасли, ориентированные на внутреннее потребление. К таким отраслям, в частности, относились строительство, телеком, пищевая промышленность, розничная торговля и сфера услуг. При этом в ходе экономического роста в российской экономике стали надуваться «пузыри» (прежде всего, масштабный пузырь на рынке недвижимости), дававшие дополнительный рост ВВП за счет мультипликативного эффекта.

Важно отметить, что период роста «нулевых» сопровождался ростом закредитованности российского бизнеса и банковской системы в иностранной валюте. Дело в том, что рост государственных расходов и инвестиционной активности бизнеса в условиях практически полной занятости населения оказывал инфляционное давление на экономику. При этом из-за относительно высокого уровня инфляции в России процентные ставки по рублевым кредитам были значительно выше, чем ставки по валютным. В результате российскому бизнесу оказывалось выгоднее брать кредиты в валюте на международном рынке, а создаваемый при этом дополнительный приток валюты в страну вызывал укрепление курса рубля, что делало валютные займы на внешнем рынке еще более выгодными (т.е. действовал так называемый механизм carry trade).

Конец бурному экономическому росту «нулевых» положил мировой финансовый кризис, начавшийся с обрушения «пузыря» на рынке недвижимости США в 2008 году. Вслед за сокращением спроса в мировой экономике резко (со 140$ до 35$ за баррель) упали цены на нефть и, соответственно, сократились доходы российского бюджета. В то же время из-за возросших рисков и кризиса ликвидности в мировой экономике прекратился приток иностранного капитала в Россию, что привело к «схлопыванию» уже локальных пузырей.

К тому же, ситуация осложнялась большим объемом внешнего долга российских компаний и банков, номинированного в иностранной валюте. Резкое сокращение притока валюты в страну, а также затруднение рефинансирования долга на внешнем рынке из-за мирового финансового кризиса, создавали угрозу массовых банкротств и коллапса российской банковской системы. Плюс ко всему на эти проблемы наложился пик платежей по внешним корпоративным долгам.

В результате государство было вынуждено оказать масштабную поддержку российскому бизнесу за счет расходования резервных фондов, но большая часть этой помощи шла на погашение упомянутых внешних обязательств в валюте. При этом центральный банк был вынужден искусственно поддерживать курс рубля, расходуя валютные резервы — ведь бизнесы, ориентированные на внутренний рынок и получающие выручку в рублях, не смогли бы обслуживать свои валютные обязательства в случае девальвации, что привело бы к волне банкротств.

Однако в то же время поддержка рубля властями больно била по рентабельности и конкурентоспособности российских экспортеров в условиях падения цен и сокращения спроса на их продукцию на мировом рынке – это, опять же, сказалось на их способности обслуживать долг и потребовало финансовой помощи от правительства (в частности, для предприятий металлургии). Совокупность указанных факторов привела к резкому сокращению резервных фондов правительства и золотовалютных резервов ЦБ, а также к самому глубокому падению ВВП среди стран G20 в период кризиса 2008-2009 годов.
2009 – 2014

К счастью, ситуацию вскоре спасли антикризисные меры властей США — масштабный рост государственных расходов, а также реализация программ количественного смягчения, позволили остановить «сваливание» мировой экономики в дефляционную спираль и предотвратить коллапс мировой финансовой системы. При этом ликвидность, предоставленная банкам в рамках количественного смягчения через выкуп накопленных «плохих» долгов, по большей части выплеснулась на спекулятивные рынки, так как в реальном секторе возможностей для рентабельных вложений было недостаточно.

Дело в том, что рост государственных расходов США лишь заместил «выпавший» конечный спрос, до кризиса обеспечивавшийся потребительским кредитованием. Однако этого было недостаточно, чтобы восстановить прибыльность реального сектора и вновь сделать его достаточно привлекательным для инвестиций — свидетельством тому стали практически нулевые процентные ставки ФРС, задающие норму прибыли в мировой экономике. В то же время приток ликвидности на спекулятивные рынки, подпитываемый количественным смягчением, привел к быстрому росту биржевых котировок и, в числе прочего, к росту цен на сырьевых биржах. Этот процесс вызвал резкий рост цен на нефть, стоимость которой в 2011 году вновь перевалила за 100$ за баррель, что вновь создало благоприятную внешнюю конъюнктуру для российской экономики.

В этих условиях российские власти снова смогли накапливать валютные резервы и наращивать государственные расходы. Рост государственных расходов позволил экономике довольно быстро восстановиться до докризисного уровня, но далее рост ВВП резко замедлился. Приток валютной выручки от экспорта нефти более не вызывал притока иностранных инвестиций в страну — наоборот, в посткризисный период наблюдался отток капитала из России.

Таким образом, модель экономического роста, основанная на стимулировании внутреннего спроса за счет перераспределения нефтегазовых доходов через госбюджет, исчерпала себя. Уровень локализации глобальных производственных цепочек, достижимый в рамках масштабов внутрироссийского рынка сбыта, уже был давно достигнут (здесь речь, например, о сборочных производствах автомобилей, пищевой промышленности, производстве стройматериалов, сфере услуг и др.). В то же время практически полная занятость населения, а также существенно возросший уровень зарплат в российской экономике делали развитие производства в России неконкурентоспособным как на внутреннем, так и на внешнем рынке. По этим причинам российская экономика потеряла свою прежнюю инвестиционную привлекательность, и рост государственных расходов в основном превращался в рост импорта и в отток капитала.
2014  – 2016

Этот период относительного благополучия в российской экономике продлился недолго — в начале 2014 года власти США стали сворачивать программу количественного смягчения, и приток спекулятивного капитала на сырьевые рынки стал иссякать. В то же время державшиеся ранее высокие цены на нефть породили «сланцевый бум» в США, в результате которого на рынок вышли большие объемы сланцевой нефти. При этом возникшее перепроизводство нефти усугублялось стремлением стран ОПЕК сохранить свою долю на американском рынке за счет демпинга. В результате в том же году «пузырь» на нефтяном рынке оглушительно лопнул, и цена барреля нефти марки Brent обрушилась со 110$ до 40$.

При этом стоит отметить, что падение цены на нефть в 2014 году, связанное с «лопанием» спекулятивного пузыря на сырьевом рынке, в отличие от 2008 года не сопровождалось сокращением спроса на нефть в реальном секторе мировой экономики. В результате потери российских экспортеров от снижения цены впоследствии частично компенсировались ростом объемов поставок, что несколько смягчило удар для российской экономики и нефтегазовой отрасли.

Однако эти события все равно создали сильное давление на курс рубля в сторону понижения, которое центральный банк на начальных этапах компенсировал масштабными интервенциями, расходуя валютные резервы. При этом из-за сокращения притока валюты в страну вновь остро встал вопрос о внешнем корпоративном долге российских компаний и банков.

В 2009 и 2010 годах российские компании и банки сокращали внешний долг, но когда цены на нефть вновь пошли вверх, и ситуация в российской экономике стала выправляться, рост корпоративного внешнего долга возобновился. Однако при этом структура внешнего корпоративного долга РФ после кризиса 2008 года претерпела существенные изменения.

Во-первых, после кризиса 2008 года курс рубля к доллару существенно снизился, и в последующий период не происходило его значительного укрепления, в отличие от периода «нулевых». Соответственно, компании, ориентированные на внутрироссийский спрос и получающие выручку в рублях, не имели дополнительных стимулов занимать в валюте и гораздо осторожнее относились к внешним займам. Да и сама инвестиционная привлекательность секторов, ориентированных на внутренний спрос, как уже было сказано ранее, существенно снизилась по сравнению с периодом «нулевых». Поэтому рост корпоративного внешнего долга реального сектора РФ в основном происходил за счет компаний экспортных секторов, чьи долги были «нечувствительны» к девальвации рубля.

Во-вторых, несмотря на существенный номинальный рост внешнего долга российских банков, кардинально изменилось соотношение их внешних обязательств и иностранных активов. Если в 2008 году внешние обязательства банков более, чем на треть превышали объем их иностранных активов, то к 2014 году иностранные активы примерно на четверть превышали внешние обязательства. Другими словами, инвестиции за рубежом стали более привлекательными для российских банков, чем инвестиции в России, и они стали нетто-кредиторами для внешнего рынка. Поэтому чувствительность банковской системы к колебаниям курса рубля также была значительно ниже, чем в 2008 году.

По этим причинам в 2014-2015 году центральный банк смог постепенно «отпустить» курс рубля в свободное плавание и девальвировать российскую валюту без катастрофических последствий для экономики. Однако положение в этот период усугубили санкции, введенные Западом против России после событий на Украине. Причем наибольший ущерб наносили финансовые санкции, ограничившие доступ ряда российских компаний к заимствованиям на внешнем рынке, а также «косвенные» санкции в виде повышения странового риска рейтинговыми агентствами — это привело к росту стоимости внешних заимствований для всей российской экономики и усилению оттока капитала. Все это создавало сложности рефинансирования валютного долга, в результате чего центральный банк был вынужден начать напрямую выдавать валютные кредиты российским банкам.

Дополнительную поддержку российской экономике после валютного кризиса 2014-2015 годов оказывали расходы государственного бюджета, который стал дефицитным — правительство начало тратить накопленные ранее резервные фонды, тем самым поддерживая спрос в экономике. Однако падение реальных доходов населения, вызванное девальвацией рубля, а также повышение процентных ставок ЦБ для сдерживания инфляции и поддержки курса все равно привели к экономическому спаду, который наблюдался в России на протяжении 2015 и 2016 годов.

При этом сложившаяся ситуация оказала принципиально разное влияние на отрасли, ориентированные на экспорт, и отрасли, ориентированные на внутренний спрос. Российские экспортеры только выиграли от того, что произошло в российской экономике — девальвация рубля позволила им снизить издержки и тем самым компенсировать потери от падения цен на экспортируемые товары на мировом рынке. В то же время отрасли, ориентированные на внутренний спрос, такие как строительство, телеком, ритейл, автопроизводители, транспортные компании, туристические компании, оказались под значительным давлением и были вынуждены сокращать издержки и урезать инвестиции. И, как уже говорилось ранее, особенно больно сложившаяся ситуация била по компаниям, имеющим значительные долги в валюте.
Прогноз на 2017 – 2020 годы

В таком режиме функционирования российская экономика подошла к новому, 2017 году, и далее мы попробуем взглянуть на возможные варианты дальнейшего развития событий и факторы, от которых будет зависеть, по какому именно сценарию будет развиваться ситуация. Как и ранее на протяжении истории российской экономики, очень многое будет зависеть от внешних условий, поэтому начать здесь стоит с их анализа.

Определяющим фактором развития как российской, так и всей мировой экономики в обозримой перспективе по-прежнему останется фискальная и монетарная политика США — о ее определяющей роли я писал в другой статье. Основной же вопрос здесь связан с тем, увеличат ли США расходы за счет дефицита государственного бюджета и, если да, то когда и на сколько — от этого зависит в том числе и динамика цен на углеводороды на мировом рынке.

Важно понимать, что российская экономика после кризиса 2014 года так и не достигла «дна», объективно обусловленного ценами на нефть, державшимися вплоть до конца 2016 года — дефицит бюджета, финансируемый за счет резервных фондов, обеспечивал ей искусственную поддержку. Однако резервные фонды не бесконечны, и их расходование в том же темпе означало бы их исчерпание примерно к 2018-2019 году (есть основания полагать, что темп расходования изначально был выбран правительством исходя из необходимости «дотянуть» до президентских выборов). В этом случае при сохранении цен на нефть около 40-45$ за баррель у правительства осталось бы только два варианта дальнейших действий, и оба плохие: масштабная девальвация рубля или резкое сокращение государственных расходов в рублевом эквиваленте. Причем можно уверенно утверждать, что в данной ситуации был бы выбран именно первый вариант, так как второй означал бы резкий рост безработицы и угрозу «майдана».

К счастью, сегодня вероятность такого развития событий значительно снизилась — программа нового президента США Дональда Трампа предусматривает значительный рост государственных расходов, и ее реализация означает возобновление роста мировой экономики и, соответственно, рост спроса на нефть. Причем уже сами ожидания реализации программы Трампа привели к заметному росту цен на нефть — сразу после объявления результатов выборов нефть начала резко расти и достигла отметки 55$ за баррель уже в декабре 2016 года.

Однако важно помнить, что пока это лишь ожидания, и спекулятивный порыв на рынках может быстро сойти на нет, если эти ожидания не подкрепятся реальными мерами достаточно скоро. Кроме того, импульс, который придали рынкам антикризисные меры времен Обамы (рост государственных расходов и программа количественного смягчения), уже и так начал ослабевать — еще задолго до президентских выборов начала сокращаться разница в доходности десятилетних и трехмесячных облигаций американского казначейства, которая является важнейшим опережающим индикатором рецессии (указывает на сокращение спроса на «длинные» деньги для инвестиций в реальный сектор).

Опять же, реакция инвесторов на избрание Трампа на какое-то время переломила этот тренд — сразу после выборов доходность десятилетних «казначеек» резко выросла. Однако произошло это лишь из-за возросших долгосрочных инфляционных ожиданий (инвесторы не хотят приобретать облигации с доходностью ниже ожидаемой инфляции), а вовсе не из-за роста инвестиций в реальный сектор. Поэтому можно уверенно утверждать, что без дополнительных мер государственного стимулирования со стороны США мировую экономику уже в конце 2017 – начале 2018 года ожидает циклическая рецессия (для России это будет означать сопутствующее падение цен на нефть). Хотя вполне вероятно, что в случае затруднений с утверждением необходимых мер в конгрессе Трамп сможет использовать эту рецессию как повод, чтобы «протащить» необходимые решения.

Таким образом, можно более или менее уверенно говорить о том, что меры по государственному стимулированию экономики, предложенные Трампом, все же будут реализованы в обозримом будущем. Однако даже при их реализации цена на нефть в ближайшие годы не сможет устойчиво подняться выше 60$ за баррель, так как при таком уровне цен становится рентабельной добыча сланцевой нефти. Такой уровень цен в лучшем случае позволит свести российский бюджет без дефицита при текущем уровне расходов, а также немного пополнить резервы, но никак не обеспечит «золотой дождь», подобный тому, что пролился на Россию в «нулевые».

Теперь, когда задан внешнеэкономический контекст, стоит взглянуть на то, каких действий стоит ожидать от российского правительства и центрального банка. Недавно принятый бюджет РФ на 2017 — 2019 годы исходит из прогнозной цены на нефть 40$ за баррель и предполагает постепенное сокращение расходов и девальвацию рубля. При этом на 2017 год запланирован практически такой же объем расходов, как и в 2016 году. Однако, как уже было сказано ранее, среднегодовая цена на нефть скорее всего будет держаться на уровне 55-60$, что позволит бюджету в 2017 году «сойтись» без дефицита, и снижения расходов или девальвации рубля в 2018-2019 годах не потребуется. При этом и значительного укрепления курса рубля центральный банк тоже допускать не будет, дабы не лишать бюджет рублевых доходов от выручки экспортеров. Кроме того, отсутствие роста государственных расходов и стабилизация курса рубля позволят достичь заявленной цели по снижению инфляции до 4%, что откроет дорогу к снижению процентных ставок и повышению доступности кредита.

Все это позволяет прогнозировать небольшой восстановительный рост российской экономики в 2017 году — стабилизация курса рубля и уровня цен, а также относительно благоприятный внешний фон должны привести к некоторому оживлению инвестиционной активности бизнеса после спада 2014-2016 годов. Дополнительную поддержку спросу также может оказать некоторый рост потребительского кредитования. При этом от правительства не стоит ожидать каких-либо активных действий до президентских выборов 2018 года.

В целом же можно говорить о том, что российская экономика вошла в затяжной период стагнации, так как действовавшая до этого модель экономического развития страны исчерпала себя. Однако здесь стоит задаться вопросом о том, какие возможности для развития вообще есть у российской экономики в сложившейся ситуации.

Проведенный анализ позволяет уверенно говорить о том, что единственно возможный на сегодняшний день путь развития российской экономики — это поиск новых экспортных ниш. Если ранее экономический рост в России обеспечивался за счет привлечения иностранных инвестиций под внутренний спрос, финансируемый доходами от экспорта нефти, то теперь эти инвестиции должны привлекаться под спрос внешний.

Россия не относится к странам вроде Китая и Индии, имеющим колоссальные ресурсы дешевой рабочей силы, а потому приток инвестиций в нашу страну не может быть обеспечен за счет простого переноса рабочих мест из развитых стран с целью снижения издержек. Хотя, когда речь идет не просто о дешевой, но еще и о квалифицированной рабочей силе, то здесь Россия как раз имеет преимущество — взять хотя бы сферу офшорной разработки программного обеспечения, которая уверенно росла в последние годы, особенно после девальвации рубля.

Тем не менее по большому счету российские производители могут эффективно конкурировать на внешнем рынке лишь за счет двух факторов: либо за счет уникальных ноу-хау (например, как в оборонной, атомной и космической отраслях), либо за счет качеств природных ресурсов (например, как в нефтегазовой отрасли, в металлургии, или в сельском хозяйстве).

Как уже было сказано ранее, потенциал развития за счет нефтяной ренты Россия уже исчерпала, а других сырьевых отраслей, позволяющих получать доходы аналогичного масштаба, у нас, увы, не наблюдается. И, хотя российское сельское хозяйство тоже имеет большой экспортный потенциал, оно имеет лишком низкую добавленную стоимость, чтобы стать драйвером развития всей российской экономики. Поэтому речь должна идти о нишах, связанных с производством высокотехнологичной продукции, где ноу-хау играют решающую роль.

В высокотехнологичных отраслях, где Россия уже имеет традиционно сильные позиции на мировом рынке (атомная промышленность, оборонная промышленность, коммерческий космос), вряд ли стоит ожидать взрывного роста спроса в обозримом будущем, плюс все эти отрасли сильно политизированы. Поэтому России придется открывать для себя какие-то другие ниши, хотя технологический потенциал упомянутых отраслей вполне может быть использован и в других, смежных сферах.

При этом важно понимать, что речь не может идти об уже существующих нишах — эти ниши уже заняты, и там уже существуют крупные игроки, конкурировать с которыми будет невозможно из-за естественных преимуществ, обеспечиваемых масштабом их бизнеса. Поэтому российские производители могут рассчитывать занять какие-либо новые экспортные ниши лишь на этапе их формирования, пока стоимость входа туда является относительно низкой.

В целом сегодня складываются благоприятные условия для осуществления такого сценария. После девальвации рубля стоимость рабочей силы в России существенно снизилась, что несколько ослабило действие «сырьевого проклятия». При этом у России остались достаточно квалифицированная рабочая сила, развитая образовательная система и научно-технический задел во многих областях. В то же время рост совокупного спроса на мировом рынке в случае реализации программы Трампа неизбежно приведет к формированию новых технологических ниш и даже целых отраслей, за место в которых можно будет побороться.

Однако успех российских производителей в этом деле далеко не гарантирован и будет зависеть от многих обстоятельств. К счастью, у нас под боком есть пример страны, когда-то прошедшей аналогичный путь — речь о Финляндии, которая в начале 90-х оседлала волну спроса на технологии мобильной связи. Одно можно сказать наверняка — все это точно не произойдет само по себе, по мановению «невидимой руки рынка». Как показывает опыт той же Финляндии, для того, чтобы реализовать подобный сценарий в масштабе, значимом для всей российской экономики, потребуется тесное сотрудничество государства и бизнеса. Далеко не последнюю роль здесь будет играть и ситуация во внешней политике РФ.

Безусловно, такая кардинальная смена модели интеграции России в мировую экономику — это сложная задача со многими неизвестными. Однако экономические условия, в которых сегодня оказались российские власти, не оставляют им иного выбора, кроме как идти по этому пути. А значит, в этой области от правительства можно ожидать реальных действий, ориентированных на результат, вместо строительства «потемкинских деревень», которое наблюдалось ранее. Таким образом, ближайшие годы для российской экономики пройдут под флагом поиска новых экспортных ниш, но процесс этот будет не быстрым, и реальные его эффекты смогут проявиться лишь много позже.
Перспективы российской ИТ-отрасли

В целом российская ИТ-отрасль будет следовать общему тренду российской экономики. С точки зрения спроса на ИТ-продукты и услуги стоит ждать некоторого оживления — проекты, которые ранее откладывались до лучших времен, теперь приобретают шансы на реализацию.

Компании экспортных отраслей будут в заметно лучшем финансовом состоянии, нежели компании, ориентированные на внутренний спрос, поэтому с их стороны стоит ждать существенно большей инвестиционной активности, в том числе и в плане ИТ-проектов. В отраслях, ориентированных на внутренний спрос, инвестиционная активность будет заметно ниже, хотя тоже несколько оживится. При этом в условиях стагнации рынка в этих отраслях продолжится процесс консолидации, движимый эффектами масштаба бизнеса, и основную инвестиционную активность (в том числе и в части ИТ) будет проявлять очень ограниченный круг крупнейших компаний, осуществляющих экспансию за счет долей рынка более мелких конкурентов.

В этих условиях от отраслей, ориентированных на внутренний рынок, можно ожидать роста спроса на проекты, связанные с интеграцией ИТ-инфраструктуры при слияниях и поглощениях, а также на проекты, связанные с централизацией функций и унификацией ИТ-систем с целью повышения операционной эффективности. Со стороны государственных структур ощутимого роста спроса на ИТ ожидать не стоит из-за бюджетных ограничений, о которых шла речь ранее — исключение могут составить разве что ИТ-проекты Правительства Москвы, а также проекты, связанные с Чемпионатом мира по футболу-2018.

Стагнирующий спрос на внутреннем рынке продолжит подталкивать компании, ориентированные на него, к повышению операционной эффективности, в том числе и эффективности ИТ-служб. По этой причине продолжит расти спрос на ИТ-аутсорсинг, и приобретение ИТ-сервисов у внешних поставщиков во многих случаях будет оказываться привлекательнее для заказчиков, чем инвестиции в развитие собственных ИТ-служб и инфраструктуры. В этой связи наиболее перспективным сегментом российского рынка ИТ можно считать сферы аутсорсинга и managed services, которые до сих пор в нашей стране находились в зачаточном состоянии по сравнению с уровнем зрелости ИТ-отрасли в целом. О перспективах этих направлений бизнеса свидетельствует уверенный рост сегмента ИТ-аутсорсинга, наблюдавшийся в 2014-2015 годах даже на фоне сжатия российского ИТ-рынка в целом.

Курс на импортозамещение в сфере ИТ, ранее продекларированный российским правительством, вряд ли сможет оказать значимое влияние на отрасль — большинство современных ИТ-продуктов в принципе не может рентабельно существовать в рамках отдельно взятого российского рынка, а конкурировать на мировом в уже занятых крупными игроками нишах российские компании не смогут. Однако для ряда российских нишевых поставщиков ПО, которые еще до этого успели создать конкурентоспособные продукты и занять долю на рынке, эта политика, безусловно, может оказаться дополнительным подспорьем. Однако гораздо большим подспорьем здесь являются вовсе не регуляторные меры правительства, а снижение курса рубля, сделавшее российские продукты более конкурентоспособными.

Стоит сказать несколько слов и о перспективах российской ИТ-отрасли на внешнем рынке. Может ли ИТ стать одной из перспективных экспортных ниш, о которых я писал ранее? Да, однозначно может, и уже делает это — в последние годы ИТ-экспорт из России в процентном отношении рос двузначными цифрами. В России уже существует ряд компаний, которые смогли занять значимые позиции на мировом рынке в своих сегментах — например, «Лаборатория Касперского» и «Прогноз». Крайне конкурентоспособной на мировом рынке показала себя и российская разработка ПО на заказ.

При возобновлении роста мировой экономики российские компании имеют все условия для того, чтобы занимать новые, только формирующиеся ниши на мировом ИТ-рынке. Кроме того, российские ИТ-экспортеры могут рассчитывать и на поддержку государства — соответствующие программы уже разрабатываются в правительстве. Поэтому внешний вектор развития является крайне перспективным для тех российских ИТ-компаний, которые смогут предложить востребованные продукты и наладить каналы продаж на внешнем рынке.

Если же говорить о внутрироссийской конкурентной среде, то можно сказать, что российский ИТ-рынок уже давно вошел в фазу насыщения, и в ближайшее время продолжится процесс его консолидации. Наиболее крупные игроки продолжат увеличивать свою долю рынка, используя естественные конкурентные преимущества, обеспечиваемые эффектами масштаба бизнеса. При этом более мелкие компании будут вынуждены ретироваться в более узко специализированные ниши, в которых у них есть уникальная экспертиза, либо вообще будут уходить с рынка.