Слом бреттон-вудской системы как инструмента глобализации. Что дальше?

МИХАИЛ ХАЗИН

Монография

ГЛОБАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА В XXI ВЕКЕ:

Диалектика идеалов и реалии конфронтации

Под редакцией

М.Л. Альпидовской, А.Г. Грязновой О.В. Карамовой, Д.П. Соколова

Монография подготовлена по материалам пленарных докладов IV   Международной    научной    конференции  «Глобальная   экономика в XXI веке: диалектика конфронтации и солидарности», проведенной 02–03 марта 2017 г. в Финансовом университете, Москва. Монография отражает современные проблемы глобальной «нерегулируемой «неоэкономики»», находящейся сегодня в состоянии перманентного кризиса – кризиса системного, кризиса тотального, кризиса планетарного масштаба. Без научно-практического решения вопроса о новых источниках разви- тия – индустриальных, стабильных, фундаментальных и долгосрочных, без исторического экскурса в недалекое прошлое немыслимо практиче- ское решение ни одной из социально-экономических задач нашей страны. Для студентов, аспирантов, научных работников и преподавателей в процессе изучения проблем современной экономики.

Полный текст монографии

--

Михаил Хазин: Слом бреттон-вудской системы как инструмента глобализации. Что дальше?

Слово «глобализация» стало настолько популярным, что уже ни- кто не задумывается над его смыслом. Вместе с тем, вопрос о смысле этого слова далеко не прост. В частности, нужно отдавать себе отчет в том, что до 1988 года в мире было две глобализации, «западная» и со- ветская и до середины 80-х годов было совершенно не понятно, какая из них победит. Поэтому первая часть моего доклада посвящена как  раз объяснению того, что такое глобализация с точки зрения экономи- ки и как экономические процессы, проходящие в мире, могут влиять на процессы глобализации.

Прежде всего отметим важное свойство современной модели экономического развития, появившейся в XVI веке. Теоретически, можно было бы сказать «модели капитализма», но это не совсем верно, поскольку при социализме была та же самая модель, связанная с по- стоянным углублением разделения труда. В реальности картина не- множко более сложная (при феодализме разделения труда тоже при- сутствовало), для того, чтобы более адекватно описать ситуацию необ- ходимо ввести новый термин.

Теперь нужно определить одно важное понятие. Придумал его О.Григорьев, а формулировка принадлежит мне. Итак воспроизводственный контур – это такой набор производств, технологий и ресурсов (в том числе трудовых и природных) в рамках фиксированной в географических рамках экономической системы, который позволяет ей, во-первых, самовоспроизводиться, а, во-вторых, обеспечивать более или менее стабильный уровень жизни для большей части населения.

Отметим, из этого определения следует, что в рамках произ- вольно взятых границ экономической системы (например, в рамках политических границ конкретного государства) воспроизводственный контур может вообще отсутствовать, что означает, что эта система включена в какую-то большую, несамостоятельной частью которой она является.

Теоретически, даже очень слабая в экономическом плане страна может накопить ресурс и в рамках чрезвычайного положения существовать достаточно долго, даже без внешней помощи. Однако такая ситуация вряд ли может считаться нормальной, не говоря уже о том, что выживать – это не значит воспроизводиться.

Теоретически, на территории страны могут быть несколько вос- производственных контуров, однако для сегодняшней жизни подобная ситуация представляется несколько экзотической.

Далее, очень многие экономические системы, у которых был или есть такой воспроизводственный контур, используют внешние для нее источники для того, чтобы повышать жизненный уровень населения и/или ускорять развитие. Типичный пример – США, которые могут производить и нефть, и разный ширпотреб, но предпочитают закупать его в других странах для снижения издержек и, тем самым, увеличения реального уровня жизни населения. Кроме того, эта страна предпочи- тает покупать специалистов из-за пределов своего воспроизводствен- ного контура (включающего систему образования).

Можно представить себе ситуацию, при которой каждое кон- кретное импортное заимствование некоторого воспроизводственного контура может быть компенсировано за счет внутренних ресурсов, од- нако общий их объем превышает возможности экономики самовоспро- изводиться без внешнего участия – так что воспроизводственный кон- тур, фактически, ликвидируется. В общем, говорить о том, каков вос- производственный контур в той или иной экономической системе ап- риори сложно – необходимо его тщательно исследовать. Но несколько примеров привести можно.

Например, современная Россия. В ней воспроизводственный контур отсутствует – даже сложное технологическое производство, которое еще существует (например, строительство атомных станций или космические полеты), использует и станки иностранного произ- водства, и электронную элементную базу и т.д., причем собственное производство по целому ряду направлений принципиально отсутству- ет. В СССР все было иначе – где-то с 50-х годов прошлого века до конца 80-х, хотя доля импорта была, зачастую, велика, он мог быть компенсирован за счет внутреннего производства, замещение произво- дилось либо ради повышения уровня жизни населения, либо для по- вышения эффективности и ускорения технологического развития предприятий.

Очень интересный вопрос – есть ли воспроизводственный кон- тур в современных экономиках ряда стран, например, Японии и Герма- нии и каков его масштаб. Сложность здесь связана как раз с упомяну- тым выше фактором – большой долей экспортных доходов. Какая их часть категорически необходима для нормального внутреннего вос- производства – большой вопрос, который требует серьезного изучения. Кроме того, эти страны явно зависят от импорта природных ресурсов  и, как показал опыт II Мировой войны, в случае серьезных изменений в режиме мировой торговли, их воспроизводственный контур может серьезно пострадать. Отсюда, кстати, еще одно важное следствие: масштабы и параметры воспроизводственного контура могут сущест- венно зависеть от состояния дел в мировой экономике. Но сам факт его существования от нее зависеть не должен.

Отдельно нужно сказать о частном спросе. Он составляет важ- ную часть воспроизводственного контура, поскольку «замыкает» фи- нансовые потоки, возвращает их в реальный сектор экономики. При этом часть спроса реализуется в рамках тех товаров и услуг, которые относятся к собственному воспроизводственному контуру, а часть – нет. Например, в нашей стране значительная часть доходов населения получается за счет перераспределения экспортных доходов от продажи нефти и в этом смысле они не могут быть учтены для расчета воспро- изводственного контура для России. Впрочем, мы уже отмечали, что у нас он, фактически не существует.

Чем больше воспроизводственный контур, тем глубже может зайти углубление разделения труда, а значит, общее богатство систе- мы. В этом смысле очень показателен пример с индийскими ткачами, поскольку после того, как англичане стали туда завозить ткани, они включили Индию в свой воспроизводственный контур. При этом, ис- пользую специфику логистики, просто начали вывозить прибыль, по- лученную на новых рынках, в метрополию. То есть, фактически, при- сваивали себе сверхприбыль, эффект от увеличения рынков и техноло- гического рывка. А Индия лишилась ряда важных производств – и не- скольких миллионов человек.

Вообще, распределение прибыли в рамках воспроизводственного контура составляет очень важную роль для понимания экономических отношений, но регулирование этого процесса, зачастую, находится за пределами экономики. После того, как расширяющиеся воспроизвод- ственные контуры стали выходить за пределы государств (а это про- изошло сильно позже формирования Вестфальской системы в 1643 году), это вопрос решался, скорее, в рамках политических процессов, а значит, для чисто экономического исследования, является внешним фактором.

А вот в рамках феодального расширения такой проблемы еще не было – там роль политики была весьма и весьма ограничена. Хотя другие сложности, например, социальные, все равно имели место. В каче- стве примера можно привести английское «огораживание» – отметим, что в экономическом смысле его жертвы являются полным, хотя и чуть более ранним аналогом индийских ткачей.

Теперь, после описания понятия «воспроизводственный контур», можно вернуться к разговору о разделении труда, уже на более совре- менном уровне. Прежде всего, нужно отметить, что «углубление раз- деления труда» не следует путать с «научно-технический прогрессом». Условно говоря, углубление разделения труда, о котором мы скажем ниже, есть некоторый процесс, характеризующий развитие экономиче- ской системы. А НТП – это общепринятое название той модели эконо- мического развития, в которой этот процесс играет главную, хотя и не единственную роль. Теоретически, углубление разделения труда было и в доисторические времена, и в античности, и при феодализме – дру- гое дело, что модель развития на него не опиралась.

Что касается «инноваций», то тут тоже есть проблемы. Напри- мер, представим себе маньяка-изобретателя, который изобрел способ продлить жизнь до 200 лет, причем этот способ никак не зависит от экономики той страны, в которой он живет. Ну, скажем, он придумал какой-то уникальный набор довольно простых трав и стал его прода- вать за очень большие деньги. Это, безусловно, инновация. А вот как она соотносится с разделением труда и НТП? Это большой вопрос. В частности, можно предположить, что в результате деятельности этого персонажа очень много людей станут покупать его чудодейственный бальзам, вместо того, чтобы покупать товары и услуги, что вызовет серьезную стагнацию экономики. Не говоря уже о том, что рост про- должительности жизни замедлит оборот рабочей силы, что также мо- жет оказать серьезное негативное влияние на экономику. Разумеется, этот пример носит достаточно абстрактный характер, но проблемы с инновациями он описывает достаточно четко.

Можно привести и еще один пример. Представим себе некото- рую крупную корпорацию, которая для получения прибыли использует некоторую технологию, которую время от времени немножко модер- низируя ее. И вдруг появляется изобретатель, который придумывает альтернативную, принципиально более простую и экономную техноло- гию. Теоретически, в случае свободного рынка (который, правда, еще нужно найти), он должен на него выйти и вытеснить конкурента. На практике ему нужны деньги, ресурсы, и все это, в конкуренции с круп- ной корпорацией ему получить, скорее всего, не удастся.

Да и банки (в советы директоров которых, кстати, входят бенефи- циары упомянутой корпорации), которые хотят получить обратно свои займы, выданные этой корпорации, будут весьма и весьма осторожны в части финансирования такой альтернативы ... Ну, или предложат изо- бретателю за копейки продать свое изобретение этой самой корпорации. А ведь нашего изобретателя еще можно запугать, купить, посадить (можно, например, вспомнить, как Роберт Пири боролся с реальным от- крывателем Северного полюса Фредериком Куком; а если кто считает, что «это было давно», то вспомним дело Доменика Стросс-Кана), нако- нец, просто запутать в патентных спорах, поскольку выигрыш в суде в капиталистическом обществе при соотношение финансов участвующих сторон, различающемся на порядки, предопределен.

А ведь есть еще и общественные эффекты! У корпорации милли- ардные доходы, которые, так или иначе, попадают тем или иным лю- дям. Если на рынок выходит принципиальный конкурент, то эти люди перестают получать свои доходы, то есть сокращают свое потребление. А резкое сокращение цены в рамках новой технологии на первых по- рах невозможно, поскольку нужно отбивать затраты, которые при раз- витии очень высоки. Значит, выигрыша для потребителя на первом этапе развития технологии практически не будет. Иными словами, внедрение принципиально новых технологий на какое-то время может существенно сократить частный спрос, то есть уменьшить масштаб воспроизводственного контура. И если в экономике все хорошо, то можно и потерпеть, а если нет …

Кто-то может сказать, что и это достаточно абстрактное рассуж- дение. Но можно привести пример энергетической реформы Обамы. Суть ее состояла в том, чтобы снизить энергетические издержки ком- паний и стимулировать возврат производителей обратно в США. Но структура экономики США довольно специфическая и выигрыш одних компаний от снижения издержек компенсировался проигрышем дру- гих, которые получали инвестиции от компаний энергетического сек- тора.И, судя по некоторым оценкам, потери экономики от уменьшения инвестиций превысили выигрыш от сокращения издержек.

Так что инновации инновациям рознь …

Дальше посмотрим на определения из, так сказать, авторитетных источников. Первый – Большая советская энциклопедия: «Разделение труда, качественная дифференциация трудовой деятельности в процес- се развития общества, приводящая к обособлению и сосуществованию различных еѐ видов. Р. т. существует в разных формах, соответствующих уровню развития производительных сил и характеру производственных отношений. Проявлением Р. т. является обмен деятельностью.»

А вот – Википедия (я уж, простите, не стал смотреть, откуда они это определение стянули): «Разделение труда – исторически сложив- шийся процесс обособления, видоизменения, закрепления отдельных видов трудовой деятельности, который протекает в общественных формах дифференциации и осуществления разнообразных видов тру- довой деятельности. Различают: – общее разделение труда по отраслям общественного производства; – частное разделение труда внутри от- раслей; – единичное разделение труда внутри организаций по техноло- гическим, квалификационным и функциональным признакам. Является причиной повышения общей производительности труда организован- ной группы специалистов (синергетический эффект) за счет: выработ- ки навыков и автоматизма совершения простых повторяющихся опера- ций, сокращения времени, затрачиваемого на переход между различными операциями».

Это хорошие определения, но они очень общие, то есть сущест- вуют моменты, которые они не проясняют. Например, чем отличается экономика феодализма (натурального хозяйства) от экономики капита- лизма? Мы, в рамках нашего обсуждения вопроса, уже начинаем нащу- пывать ответ на этот вопрос: они отличаются масштабом воспроизвод- ственного контура и, главное, его устойчивостью. При феодализме свой воспроизводственный контур есть у каждой деревни. Тем более, у горо- да – с близлежащими деревнями. И – он практически не меняется во времени, во всяком случае, эти изменения крайне медленные, для того, чтобы они достаточно явно проявились в жизни, нужны поколения.

Кстати, технологический прогресс, развитие инноваций, кото- рый, конечно, во времена феодализма есть, в частности, в сфере воен- ной, идет практически независимо от чисто экономического воспроиз- водственного контура. Пример – Россия времен раннего Петра I. Он, помнится перелил колокола на пушки – не потому, что был «анти- христ», а потому, что технологии производства пушек (которые в Рос- сии тогда были вполне на мировом уровне) существовали независимо от воспроизводственного контура, в котором необходимое для войны количество металла просто не могло быть произведено в рамках регу- лярного экономического процесса.

Кстати, аналогичная ситуация в сегодняшней России. У нас еще есть технологии производства широкофезюляжных самолетов, типа Ил-96, который до сих пор вполне конкурентен на мировых рынках. Но воссоздать массовое производство этих самолетов мы, в рамках нашего воспроизводственного контура, не можем, можем лишь строить 1-2 самолета, которые на рынок влияют слабо.

Этот пример позволяет нам, наконец, дать описание того, чем отличается модель развития, в которой мы живем сегодня, от той, ко- торая была до нее (при феодализме, например). Итак, современная модель развития характеризуется тем, что углубление разделения труда (то есть появление новых технологий, трудовых навыков и прочих элементов дифференциации трудовой деятельности) ак- тивно используется для расширения воспроизводственного конту- ра  в  рамках  экономической   системы.   Или,   иначе,   в   которой разработка и внедрение инноваций является принципиальной частью воспроизводственного контура.

А теперь еще одно утверждение, которое восходит к Адаму Смиту. Если экономическая система замкнута, то по мере того, как она включает в воспроизводственный контур все доступные ресурсы, уг- лубление разделения труда в ней останавливается. Мы не будем здесь расшифровывать ни того, как может происходить включение новых ресурсов в воспроизводственный контур, ни инструментов оптимиза- ции самого контура (желающие могут изучить политику СССР 1960-85 гг.), важно, что, с какого-то момента, единственным инструментом продолжения развития остается расширение рынков!

То есть – глобализация! И в результате, мы понимаем, что кри- зис 70-х годов на Западе и кризис 80-х годов в СССР был экономиче- ски одним кризисом, построенном на одном механизме (снижении эф- фективности экономики в условиях исчерпания механизмов оптимиза- ции воспроизводственных контуров при ограничении роста рынков), который для СССР закончился крахом, а для Западной экономики сме- нился возможностью расширения, которая приостановила кризис на 10 лет (90-е годы прошлого века). Беда в том, что сегодня этот кризис на- чался снова.

Причем, в отличие от ситуации 90-х годов, нет даже теоретиче- ской возможности расширения. Более того, на самом деле все еще сложнее, поскольку политика кредитного стимулирования частного спроса («рейганомика») привела к серьезным структурным диспропор- циям в экономике США (и мира), которые практически неизбежно приведут к острому кризису, по образцу 1930-32 гг. И это значит, что воспроизводственный контур нынешней мировой экономики не просто неустойчив, но и в принципе не может сохраниться в среднесрочной перспективе. равновесие между частным спросом и частными дохода- ми находится на уровне ниже нынешнего уровня спроса (то есть, фактически, мирового ВВП) где-то процентов на 30-35. Это уровень спада начала 30-х который привел к «Великой» депрессии.

Для так называемых «развитых» стран ситуация еще хуже, по- скольку для них уровень падения ВВП будет еще ниже. Но вопрос со- циально-политических проблем этих стран не входит в тему настояще- го доклада, а главный вывод, который мы должны сделать из вышеска- занного: неизбежное снижение частного спроса приведет к тому, что уровень разделения труда должен будет сократиться (напомним, что средняя заработная плата в США сегодня, еще до начала полномас- штабного спада, находится на уровне примерно 1958 года) и единый до того воспроизводственный контур должен будет распасться на не- сколько. Как, например, было в 30-е годы ХХ века, когда таких конту- ров было пять (Британский, Германский, Американский, Японский, Советский).

Иными словами, «западная» глобализация (составной частью ко- торой является единая, глобализированная финансовая система, по- строенная на долларе, институционализированная в рамках Бреттон- Вудской системы), в результате кризиса должна быть не просто оста- новлена, она должна повернуться вспять. И сделать тут ничего нельзя, поскольку ресурс частного спроса недостаточен для сохранения едино- го воспроизводственного контура.

Главный вывод из вышесказанного состоит в том, что объектив- ный экономический кризис разрушает единую глобализированную экономическую систему и, как следствие, будет разрушена и мировая долларовая система, построенная на фундаменте Бреттон-Вудских со- глашений. А это значит, что во всех регионах мира нужно будет стро- ить альтернативные системы, которые, в связи со спецификой кризиса (падением частного спроса) будут ориентированы на поддержку ре- гионального частного спроса.

Таким образом, мы сегодня живем в эпоху конца Бреттон- Вудских соглашений и в самое ближайшее время должны разработать и внедрить альтернативные финансовые технологии.