Этот «выстрел» Евгения Пригожина по Кремлю: приговор Государству Российскому или шанс?

ПЕРЛА АНДРЕЙ 

Государство Российское показало одновременно и силу, и слабость. Теперь нужно понять, приведёт решение «проблемы «Вагнера» к дальнейшему развалу регулярного государства или, наоборот, к его укреплению и превращению в настоящую империю.

Сплетни в виде версий 

О событиях 24 июня 2023 года в России будут теперь спорить долго. И даже всегда. «Почти мятеж» ЧВК «Вагнер» во главе с Евгением Пригожиным занял место в отечественной истории вместе с другими в чём-то похожими и столь же загадочными историческими событиями – например, с «Корниловским мятежом» 1917 года, мятежом на крейсере «Очаков» в 1905 году, восстанием Черниговского полка в 1825-м… Пройдёт ещё некоторое время, события обрастут подробностями, воспоминаниями современников, что-то, тайное сейчас, будет рассекречено, что-то, напротив, канет в архивы столь глубокие, что ни один историк никогда не найдёт.

Спорить будут даже о том, кто, собственно, 24 июня победил? Уже сегодня отдельные телеграм-каналы, то ли связанные с «Вагнером», то ли делающие такой вид, стараются доказать, что победил именно Евгений Пригожин, что всё произошедшее было «спецоперацией в стиле КГБ», которая прошла невероятно успешно, что теперь «вагнеровцы» получат именно то, чего хотели, включая кадровые перестановки в Минобороны.

Чем дальше от событий, тем сплетен в виде версий будет больше, тем более что кадровые перестановки – вещь, в общем, неизбежная: любого начальника однажды снимут с должности –  и не всегда понятно, за что или почему.

Кто ждал развала государства – ошибся

Но подробности подробностями, а на один вопрос нужно найти ответ очень срочно, потому что он имеет значение не для истории, а для современности. Для актуальной политики. Для настоящего и будущего России. Я бы сформулировал этот вопрос так: мятеж был симптомом тяжёлой болезни Государства Российского или признаком его выздоровления?

Аргументы есть, на самом деле, в пользу обеих этих версий. Однако на первой настаивают сейчас в первую очередь открытые враги России. Движение колонн «Вагнера» на Москву вызвало у политических эмигрантов, которые теперь служат Западу, буквально экстатический восторг. Михаил Ходорковский* успел призвать своих сторонников к оружию. Бывший профессор Андрей Зубов* радовал эмиграцию, утверждая, что «завтра Пригожин войдёт в Москву, ему никто не оказывает сопротивления».

Теперь, когда ясно, что мятеж не мог закончиться удачей, те же эмигранты с тем же энтузиазмом рассуждают о том, что «на самом деле» потерпел поражение не Пригожин, а Владимир Путин. Эмигрантам очень хочется, чтобы Россия разваливалась, и они ищут в произошедшем признаки такого «развала регулярного государства». Трезвые аналитики, даже не дружественные России, оценивают ситуацию иначе. Например, политолог Татьяна Становая пишет: 

«Я остаюсь на ранее озвученный позиции, что по Путину и государству нанесён мощнейший удар… Но я также хочу обратить внимание, что вопрос имиджа для Путина всегда был вторичным. Объективно, если убрать в сторону вопрос оптики, Путин решил проблему «Вагнера» и Пригожина расформированием первого и выдворением второго. Всё было бы намного хуже, если бы закончилось боями в Подмосковье».

С этой оценкой трудно не согласиться и русским патриотам: действительно, проблема была реальной, удар по государству нанесён, но в итоге проблема решена наилучшим образом, без большой крови.

Регулярная армия – это прекрасно

Более того, по-видимому, следует признать, что и возникновение «пригожинского бунта», и то, как он был подавлен, свидетельствует о том, что одной важной проблемой в Государстве Российском становится меньше.

В мятеже частной армии ничего хорошего нет. Но давайте задумаемся о другом. В регулярном, правильно устроенном государстве вообще не должно быть частных армий. Их появление (даже когда они успешно решают важные для государства задачи) – признак слабости. Неготовности государственных силовых структур. Например, неготовности к ведению большой войны и к мобилизации общества. Когда такая возможность есть, тогда в ряды вооружённых сил зовут добровольцев, но создавать ЧВК нет ни смысла, ни потребности. Такова, по-видимому, ситуация сегодня: все добровольцы, которые продолжают служить Родине, подписывают официальные контракты и становятся военнослужащими.

В интерпретации, например, председателя Комитета по обороне Государственной Думы Андрея Картаполова решение проблемы солдат «Вагнера» выглядит так:

«К ним никаких претензий нет. Если они захотят подписать контракт с Минобороны, они его подпишут. Если не захотят, то тут каждый человек волен выбирать свою судьбу, будет заниматься чем-то другим».

То есть хочешь служить Родине – добро пожаловать в регулярную армию. Для частных армий на Родине больше места нет. 

Почему так? Потому, очевидно, что важнейший институт государства – монополия на насилие. На любое насилие. В любом формате. И мятеж случился, когда государство решило, что уже достаточно сильно и может обойтись без частного войска. И завершился тем, что частного войска в России больше не будет.

Впрочем, произошедшее может иметь и ещё одну очень интересную интерпретацию. Если посмотреть на марш «Вагнера» через призму истории Государства Российского, возникают интересные параллели.

Политолог Глеб Кузнецов замечает:

«Многие хотели бы видеть тут модерновую попытку военного переворота. Но это не более чем архаичный ритуал – активная подача челобитной в столицу. Атаман хотел, чтобы его услышали. Сигналу требовалось придать известную громкость в силу занятости высшего начальства другими делами. Переговоры с руководителями государства показали, что вождя таки услышали и выказали ему должное в силу его заслуг и отваги воинов уважение. Он получил высочайшее прощение и повеление отвести отряды в союзное империи пограничье…»

Тем, кто считает, что такие события отбрасывают Россию куда-то в глубокую архаику, Кузнецов спокойно возражает:

«Очень смешны разговоры про то, что вот сейчас-то государство взяло и ослабло. В каком месте оно ослабло? Если внутренний враг готов повернуть коней, лишь бы не входить в не сказать чтобы сверхсильно защищённую столицу, – это слабость государства? Куча византийских императоров могли бы аргументированно и со своими грустными примерами объяснить, насколько это неверно… Мы вступаем в век, когда не важно, как устроено управление на вкус внешних наблюдателей, важно, чтобы оно было эффективным – то есть помогало решать задачи сохранения и развития системы. И традиционные, они же «архаичные» модели… выглядят, мягко говоря, не менее успешными в этом смысле, чем современные образцовые «представительные демократии»».

То есть, если всерьез задуматься, произошедшее 24 июня – это всё-таки свидетельство не слабости, а силы, причём не отдельных политиков, а именно государства как такового. При желании в этом можно увидеть и умелое использование традиций, берущих своей начало в далёком прошлом империи.

Что с того

Слово «империя» – это, видимо, основное слово, главное понятие, от которого надо отталкиваться, оценивая события. Империя не должна быть похожа на «демократические» государства Запада. Империя не должна быть «современной». Она должна быть традиционной и вечной. Империя также обязана быть абсолютно единой и сильной настолько, чтобы внутри неё никто не оспаривал государственную монополию на насилие. На «силовые структуры». На то, чтобы решать, кого вооружать и против кого направлять созданные государством и только государством вооружённые формирования. «Вагнер» написал на Украине героические страницы истории России. Точка в этой истории – превращение бойцов ЧВК в солдат регулярной армии. Еесли всё закончилось именно так – значит, государство по-настоящему укрепилось. Так ли это, «вновь покажет время».