После 91-го

 Лев Серебрянников

Среда обитания современного человека — довольно странная конструкция. С одной стороны, она является природной, а с другой — искусственной, социально-экономической, созданной самим человеком и им же постоянно реконструируемой. Стоит задуматься над ее проблемами, как сразу многое в ней становится неясно. Далеко не всегда понятно, что искусственная среда обитания делает со своим создателем. Очевидно, что она принимает какие-то решения. Но на основании чего? Если такие решения чем-то предопределены, тогда эта среда по своему усмотрению действовать не способна. Если же они не предопределены, тогда как она может эти решения принимать?

Среда обитания

В новое время мы входили с вброшенной в общество идеей, что старая идеология ему сильно мешала.

А для расширения внутренней свободы нам необходимо создать новую среду обитания, ведь общество состоит из личностей, формирующих некое величественное образование, вбирающее в себя от нас все самое ценное. Хотя для верного понимания необходимо признать, что идеология мешала не обществу в целом и даже не отдельной его части, а отдельной группе этой части. Часть того общества, к которому эта группа принадлежала, условно можно обозначить, как интеллигенцию, или советский средний класс. А саму группу — как интеллигенцию прогрессивную. Т.е. передовую, стремящуюся к прогрессу.

Именно эта группа стояла у истоков действующей экономической модели. Именно она запустила новый прогрессирующий класс общества. И здесь есть один интересный момент — если прогрессирующий является развивающимся и движущимся вперед, то его значение несет общий, жизнерадостный смысл. А прогрессирующий, в медицинской терминологии, как характеризующий болезнь или расстройство, имеет смысл отчетливо отрицательный. Государство, как живой организм, представляет из себя сложную систему, где общество является его сердцем, идеология — сознанием, а экономическая модель — кровеносной (сердечно-сосудистой) системой. Когда все органы функционируют исправно, организм развивается и прогрессирует — в сторону эволюции. Но если один из органов будет поражен или если его частично купировать (например, размыв идеологию и отняв признак субъектности), тогда прогрессировать он начинает в обратном направлении. Что абсолютно не означает остановки жизнедеятельности организма в целом, а только сбои в его работе, например, сердечно-сосудистой системы, которые могут привести к головокружению, предобморочному состоянию, ощущению «замирания» сердца, одышке, постоянной слабости, утомляемости и плохой работоспособности, а также патологическим изменениям в самом сердце и других органах. Например, в новом сознании прогрессирующего класса. Где прочная уверенность превращается в состояние устойчивой самоуверенности, служение обществу становится синекурой, которую отдельные субъекты готовы защищать любыми доступными для себя способами. А слепое стремление отстоять свое исключает возможности диалога с обществом. И чем выше самоуверенность таких субъектов, тем ниже вероятность разумного компромисса.

Вера в надежду

Ожидание левого поворота отвечает чаяниям обычных людей, а вера в чудесные представления о справедливости наделяет в их сознании власть атрибутами «ума, чести и совести», эту самую справедливость охраняющими.

Называть таких людей наивными было бы в высшей степени неуместно, ведь многие из них прожили эту жизнь в труде, результатом которого мы когда-то гордились. Скорее, это люди не чуждые альтруизма, что, собственно, для общества является сильной, положительной чертой. Такую черту нельзя закрепить в конституции или другом правоустанавливающем документе. Но когда индивидуальная черта становится коллективной, тогда можно говорить о социальной реальности, в которой труд в первую очередь является общественной обязанностью, что создает устойчивую платформу, объединяющую коллективное сознание. И как показала не только индустриализация, такая платформа намного эффективнее нефтяной или потребительской. А обязанность трудиться дает человеку в таком обществе неотъемлемые, гарантированные права!

Люди из альтруистически настроенного общества такие права получили от своих отцов и дедов, завоеванные теми в борьбе. В настоящем (прагматическом обществе) часть из них ушла, часть — на заслуженной пенсии, но огромная часть тех, кто родился до 91-го, еще работает. А у тех, кто родился после 91-го года, таких прав по определению нет. Потому что все они родились в другой экономической модели. И это факт. Нельзя родиться в одной экономической модели и требовать для себя права из другой. Это все равно, что родиться в Индии и требовать американского гражданства. Но у людей, родившихся до 1991 года, такие права были. И одно из них — право выхода на пенсию в 55 лет для женщин и в 60 лет — для мужчин. И этому праву на момент его упразднения было 86 лет. Сейчас можно сказать, что в нашем случае оно сильно пережило средний возраст дожития.

Групповая терапия

Изменения такого рода в обществе проходят крайне тяжело. В медицине, когда происходит тяжелый случай, врачи собираются на консилиум, на котором в первую очередь ставятся два вопроса — какой диагноз и как лечить. В нашем случае болезнь поразила экономику — экономика, т.е. кровеносная система, заболела нехваткой средств пенсионного фонда. Кардиобригада в лице минэкономразвития с проблемой справиться не смогла. Был собран консилиум, куда вошли различные специалисты, в том числе непрофильные. В результате длительных дебатов было решено лечить трудом (повышением пенсионного возраста) с минимальным набором лекарств (тысяча рублей к пенсии в год).

Для того, чтобы поставить правильный диагноз, нужен грамотный терапевт. Терапия является базовой клинической дисциплиной, она изучает болезни, поражающие различные внутренние органы. Терапевт — специалист достаточно широкого профиля, и, поставив диагноз, он может направить больного к специалисту более узкого направления, «одного внутреннего органа»: кардиологу, ревматологу, проктологу и т.д. Если предположить, что диагноз поставлен не верно (а сама диагностика критики не выдерживает), тогда лечение, прописанное больному (т.е. обществу), может привести к более тяжелым последствиям для последнего.

Частная ситуация

Здесь необходимо отметить один момент — в 91-м сегодняшний пациент (в лице общества) голосовал за переход к новой модели (среде обитания), и это факт. Было ли заявлено, что в новой среде обитания он потеряет свои старые права? Нет, не было. И это факт. Давал ли больной согласие на методы лечения, принятые на консилиуме? Нет, не давал. И это тоже факт.

Факты вещь упрямая. Настолько упрямая, что изменить их, в отличие от диагноза, как правило невозможно. Власть это знает и, если временно отказаться от лицемерия и взять честную ситуацию, может сказать обществу, что да, у нас теперь совсем другая модель (среда) и жить в ней мы будем по-новому, со всеми вытекающими из этого последствиями, но только для тех, кто в этой модели (среде) родился! Так будет по справедливости. Но, чтобы так поступить, обычного желания не достаточно, здесь нужно иметь неподдельное мужество. И похоже, что именно его современной власти сильно не хватает. А если так, тогда какое у нее лицо?

Обыкновенное чудо

Мы часто воспринимаем данные о нашей среде без всякой критики, как истину в последней инстанции. Но человек, живущий в этой среде, должен быть способен преодолевать свое бихевиористическое окружение, уходящее от конструктивного обсуждения фундаментальных проблем. Нужно учиться быть внимательным и критичным, думать и сомневаться. Ведь все наши модели и среды являются отголосками чьих-то идей. И даже, когда убедительного ответа у нас нет, то есть возможность найти новые оригинальные идеи. Но и спешить отказываться от старых, классических — тоже нельзя. Иначе чудесное рано или поздно станет мифическим, атрибуты охраны — артефактами ушедшей культуры, а обществом (сверхновой среды) будут управлять уже не деньги и власть, а трансгуманизм и оцифрованная бесчувственность. В такой среде вера в чудо окончательно ослепнет, надежда станет неопределенной, а от любви (к чему-то) можно будет вовсе отказаться. Поэтому необходимо признать, что никакие чудеса, даже обыкновенные, сами по себе не происходят. Да, друзья, чудеса надо случать.