Кто, как и зачем, а главное почему кидает народ. И где здесь Путин

Говорит Москва

Здравствуйте. У микрофона Михаил Хазин.

Начинаем нашу сегодняшнюю передачу.

Опрос: «Действия региональных властей по борьбе с коронавирусом являются адекватными или неадекватными?»

    «Адекватные» (8)495-134-21-35.
    «Неадекватные» (8)495-134-21-36.
    «Не знаю ни про какой коронавирус» (8)495-134-21-37.

Почему я задаю этот вопрос? Ситуация, в которой мы сегодня находимся, очень интересная. Это связано с тем, что степень некоторого раздражения всех участников становится всё больше и больше. Довольных нет. Причины этого совершенно разные. Например, для политической власти абсолютно очевидно, что ситуация с экономикой становится остро критической, и надо что-то делать. Кто в этом виноват: коронавирус или неадекватная политика региональных властей, или что-то плохо сделали федеральные власти? Непонятно. Сегодня я решил порассуждать, в чём проблема.

Результат голосования довольно специфический.

    7% вообще не знают, что такое коронавирус. Будем считать, что в данном случае это просто издевательство.
    20% считают, что всё сделано правильно.
    73% считают, что региональные власти неадекватны.

Что является принципиально важным? Есть железное экономическое правило: если вы оказываете поддержку (то есть вваливаете в экономику деньги, происхождение которых находится вне пределов экономического оборота – это не зарплата, это не бюджетные выплаты в рамках бюджета, а некоторые нерегулярные действия), то деньги должны быть направлены конечному получателю. Как только вы вводите посредника, вы автоматически создаёте проблему. Например, если вы даёте людям деньги, которые можно потратить только в продовольственном магазине, они пойдут в продовольственный магазин и купят себе то, что им нравится. А если вы начинаете давать людям продуктовые наборы, то немедленно выяснится, что тот, кто закупает продукты для этих наборов, либо закупает не то, либо не того качества, либо по цене в три раза дороже и так далее. Посредник всегда старается заложить максимальную собственную прибыль – что в результате подрывает всю систему в целом. Если мы посмотрим на сегодняшнюю картинку, то мы увидим, что у нас люди – конечные получатели – денег практически не получают. Неделю назад мы выяснили, что это 7%. Мы видим, что Путин на совещаниях с руководством постоянно говорит, что нужно дать людям денег. А деньги в результате выпадают банкам и всякого рода госструктурам, где опять-таки висят на счетах банков; до людей не доходят. Почему? Российское чиновничество сформировалось в 90-е и 2000-е годы. Окончательная смена советских чиновников произошла к середине 2000-х, когда их не осталось вовсе, в рамках концепции политического либерализма.

Политический либерализм построен на концепции приватизации. Иными словами, ключевое понимание любого чиновника, сформировавшегося в эпоху политического либерализма, состоит в том, что его не просто законное право, а обязанность – обеспечить приватизацию либо подконтрольного ему государственного имущества, либо тех функций, которыми он обладает. Если государство выделяет какие-то деньги людям, то они прежде всего попадают в руки чиновника. И этот чиновник рассматривает эти деньги как государственный актив, который должен быть приватизирован. Никакого другого действия с государственными активами чиновник, выросший в рамках политического либерализма, не понимает. Что такое приватизация? Приватизация – это отчуждение актива за деньги. Поскольку речь идёт о деньгах, в этом случае чиновник, как полагается, должен получить свой откат. Прежде всего чиновника интересует, не как люди получат свои деньги. В его понимании люди вообще деньги получать не должны, потому что это не приватизация. Они же их получают безвозмездно, то есть даром! Что есть нонсенс, с точки зрения политического либерала. Поэтому нужны посредники. Например, если нужна поддержка малому и среднему бизнесу; если нужна поддержка людям, которые потеряли работу, то деньги нужно выделять банкам. А банки, в свою очередь, рассматривают эти деньги как свой доход, и отдавать их дальше они совершенно не собираются. Даже если им приходится отдавать эти деньги, они должны их отчуждать за компенсацию. Они же платят откаты чиновникам за то, что они получили эти деньги. Типичный пример такой психологии – это господин Улюкаев. Он пришёл к Сечину не за тем, чтобы Сечин дал ему взятку. Он пришёл к Сечину потому, что он сделал некую работу, которую, как либеральный чиновник, делать не был обязан. Либеральный чиновник никому ничего не обязан. Но у него люди работали и написали для Сечина некие документы. За это он должен был своим людям (и себе тоже) взять плату за работу. То есть он пришёл фактически за откатом – за счёт того, что он приватизировал свои функции. Это логика либерального чиновника в рамках концепции политического либерализма. Весь тот бардак, который образовался сегодня в нашей стране, которым недовольны фактически три четверти наших слушателей, связан с тем, что люди считают, что раз они из-за действий государства понесли ущерб, то государство должно им что-то компенсировать (тем более государство об этом впрямую говорит). Но получить непосредственно от государства они ничего не могут, как на Западе. Мы единственная страна из G20, которая не выдала денег непосредственно людям. А чиновники денег не дадут, потому что они рассматривают процесс отдачи государственных активов как приватизацию. Это противоречит либеральным экономическим принципам. С точки зрения экономики, получателем должен быть конечный получатель. А у нас - нет. Но политический либерализм к принципам экономического либерализма имеет слабое отношение… только некоторые слова совпадают. А чиновники у нас политические либералы, для которых отдать деньги просто так невозможно. Поэтому они создают максимальные проблемы людям. Попытка жаловаться ни к чему не приведёт. Они говорят: «Мы выполняем инструкции. Мы где-то нарушили инструкцию? Нет. Какие претензии? Плохо написанные инструкции – это не к нам». А дальше начинаются чудеса.

Для примера многодетная семья. У них нет денег, потому что глава семьи потерял работу. К нему приходят требования: заплати за это, заплати за это. Он говорит: у нас же отсрочка! Банки ему говорят: да, но для того чтобы получить отсрочку, вы должны сделать раз-два-три-четыре; вы не можете этого сделать – это не наши проблемы; как только вы нам дадите это-это-это, мы вам дадим отсрочку; не освобождение – отсрочку; пока нет – вот вам штрафы. Дальше штрафы; дальше суд; дальше пристав, который списывает со счёта деньги. И вот вам картинка (может, не сегодняшняя; может, завтрашняя): семья – папа, мама, трое детей; денег на карточке нет, потому что их списали приставы. Чем кормить детей – непонятно. Что будет делать папа? Это ситуация, которая создаёт предпосылки к экстремизму. Мы не будем говорить про гастарбайтеров, которых лишили работы, потому что они, кажется, поняли и вроде бы разрешили строить; хотя далеко не все гастарбайтеры работали на стройках. Но эта ситуация - типичный пример, когда нет ответственного, а каждый чиновник пытается заниматься приватизацией своих функций.

Можно ли эту ситуацию изменить? Понимание необходимости её изменения уже есть. Мы видим, что Путин на совещаниях всё время требует результата. Чиновники в неистовости: «Какой результат, Владимир Владимирович? Ты спятил? У нас политический либерализм. Вот моя инструкция. Скажи мне, где я нарушил инструкцию. Какие ко мне претензии? Какое мне дело до этих людишек? Почему ты предъявляешь ко мне претензии? Я исполнил все инструкции». Такая ситуация возникла далеко не первый раз. Я с ней столкнулся ещё в 90-е годы, когда Экономическое управление занималось тем, что пыталось заставить правительство исполнить решения Президента. Но не только. У нас была переписка с Генеральным прокурором Скуратовым, где мы пытались заставить Скуратова исполнить его прямые функции – открыть уголовное дело по факту признанного прокуратурой грубого нарушения закона. Безнадёжно! Увиливали, писали письма, ещё чего-то. Кстати, никакой жалости к Скуратову у меня никогда не было. Человек, который не хочет ничего делать, рано или поздно становится жертвой. Аналогичная ситуация была, например, в 2012-м году, когда Путин снова стал Президентом, а руководителем аппарата нового правительства Медведева стал Сурков. Тогда было большое совещание Путина с правительством. И Путин потребовал от Суркова отчёта о выполнении своих поручений – майских указов. Искренне удивлённый Сурков сказал: «Владимир Владимирович, мы же отправляем вам отчёт». На что Путин сказал: «Отчёты – это бумажки, пускай даже они приходят в срок. А по существу?» На что обалдевший Сурков сказал: «Как по существу? По существу никто не договаривался». Я могу сказать, что после того как разогнали Экономическое управление в апреле-мае 98-го года, было принято неявное решение между правительством Кириенко и Администрацией Президента, во главе с Юмашевым, что правительство обязано исполнять всё в срок, но за это Администрация обязуется не читать, что напишет в своих отчётах правительство. То есть, если бумага (ответ) пришла в срок, то поручение считается исполненным. В этой ситуации Президент получал абсолютные отписки. Сегодня, когда ситуация критическая, Президент говорит: «Сделайте!» А чиновники искренне недоумевают, чего он хочет. Это недоумение – самый страшный фактор.

Этой ситуацией недовольны все. Этой ситуацией недовольны люди, потому что примерно 60% населения (не 3%, не 5%!), у которых не было сбережений сегодня, находятся в критической ситуации; некоторые – в закритической. Я привожу простейший пример, который произошёл у меня на глазах. Сидит дома тётенька – она даже не бабушка, но она на пенсии. У неё сломался телефон. Что ей делать? Она не может выйти из дому, потому что у неё нет QR-кода – она даже не очень понимает, как его получать. Даже если она могла бы получить QR-код, у неё не работает телефон. Даже если у неё есть деньги на новый – куда она пойдёт? Её поймают и скажут: идите назад! Ситуация безнадёжная. Телефон не работает. Что делать таким людям? 60% населения недовольны. Это очень много и очень опасно. Недовольные чиновники работают в режиме аврала; они мучаются. Они пытаются что-то сделать в рамках своих инструкций. Они не о людях думают – они смотрят на бумажки и выполняют инструкции. Если инструкции выполнены, если написаны новые, они считают, что совершили подвиг. Видя дикое недовольство людей, они расстраиваются. Более того, они видят недовольство политической власти. Тут они вообще впадают в состояние ступора: за что; мы же работаем; какие к нам претензии?! Им говорят: вы о людях не думаете. Они говорят: какие люди; мы занимаемся своим делом; мы выполняем инструкции, приватизируя функции. Это и есть работа чиновников. Эти люди выросли и сформировались в рамках концепции политического либерализма. Они ничего другого не видели. Они вообще не понимают, почему чиновник должен думать о людях – это не его дело. О людях должны думать политические партии. Люди должны за них голосовать; и они должны принимать законы, обеспечивающие те потребности, которые люди просили. А дальше люди должны жить – у нас же рынок. Люди должны работать, зарабатывать деньги и их тратить. «Ах нет работы! А мы здесь причём? У нас есть сегодня задача – остановить эпидемию. Мы останавливаем эпидемию; мы героически с ней боремся. А то, что при этом у людей нет зарплаты – где написано, что такое может быть? Где-то есть инструкция – что делать с человеком, у которого нет зарплаты? Он должен пойти и получать пособие по безработице». Куда он пойдёт? Как он пойдёт? Сколько он получит – одну тысячу пятьсот рублей? Оказывается, можно получить девятнадцать тысяч! Замечательно! Вы мать с двумя детьми; вы должны получить девятнадцать тысяч. От неё начинают ещё что-то требовать – какие-нибудь справки. А у неё нет справок. Откуда у неё справки? Где она их сейчас получит? У чиновников наступает ступор. Максимум что они могут – позвонить начальству и попросить инструкции, что с этим делать. Вся проблема в том, что люди, которые могут принимать решения, отсутствуют в нашей стране. При советской власти было известно чётко, что, если человек не решает проблему, он увольняется. В наше время его уволить в принципе невозможно - у него контракт; он выполняет инструкции – формальных поводов нет. А люди недовольны… Люди инструкции нарушают – они выходят из дома. Дальше есть много тонкостей – про штрафы, которые противоречат Конституции, много ещё чего. Они же не зря говорят про самоизоляцию. Формально, если человек не приехал меньше чем за две недели из какой-то страны; если у него нет официально зарегистрированного вируса, то он может ходить по улицам – по Конституции. Местные власти запрещают это делать – это нарушение Конституции. Можно ли подать в суд? Я не знаю. Суд у нас тоже приватизирует свои функции. Поэтому какое решение будет принято – непонятно. Политические власти прекрасно видят, что создаётся исключительно опасная картина. Президент ведёт чрезвычайно сложную большую игру на мировом уровне. Ему внутренние конфликты совершенно не нужны. Он становится сильно недоволен региональными властями, которые ему создают проблемы. Региональные власти не понимают, что случилось. Они решают те задачи, которые у них возникают. Спускают задачу бороться с эпидемией – они борются. Когда им говорят: «Почему у вас безработица?», они говорят: «А мы здесь причём? Мы что ли отвечаем за банки? Мы за банки не отвечаем. Вы же сказали, Владимир Владимирович, выделить деньги – почему банки не выделяют? Это не мы! Идите к Центральному банку». И так далее и тому подобное. Фактически мы пришли к ситуации, которую можно было ожидать рано или поздно. Модель политического либерализма зашла в тупик; она сколлапсирована. Выхода из этой ситуации, в рамках модели политического либерализма, не существует. Но и людей, которые бы были сформированы не в рамках политического либерализма, сегодня среди чиновников просто нет. Когда я слышу про хунвейбинов, про опричников и про разные оптимистические истории, я прекрасно понимаю, что это эвфемизмы, которыми обозначаются нормальные люди, которые не формировались в условиях политического либерализма. Но как их ввести во власть? Непонятно. Возникает масса проблем, которые нужно решать быстро, потому что нет никакой возможности откладывать это на потом. Это реально очень опасная ситуация. Я думаю, что власти будут вынуждены отменять карантинные мероприятия, потому что нужно кормить людей. А кормить людей невозможно, потому что деньги до них не доходят. Нужно что-то делать дальше.

Возвращаемся в студию. У микрофона Михаил Хазин. Начинаю отвечать на вопросы слушателей. Здравствуйте.

Вопрос: Добрый день, Михаил. Сергей Алексеевич. Если допустить, что ситуация с эпидемией стабилизируется к концу июня-юля или в августе, граждане, несмотря на реальные провалы государственной власти в обеспечении биологической безопасности страны и населения, неготовности экономики даже к таким испытаниям, тем не менее активно поддержат изменения Конституции. Что, по-вашему, это будет означать?

Михаил Хазин: Я не очень верю, что мы сможем дотянуть до конца июля. Уже в мае граждане всё поняли, что от государства помощи не будет; что нет никакой уверенности, что осенью будет что есть. Поэтому на майские праздники надо сажать картошку. Все будут сажать картошку – это вопрос жизни или смерти. И плевать они хотели на любые карантины! Поэтому я думаю, что описанная вами конструкция является достаточно абстрактной.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Добрый день. Меня зовут Сергей, я из города Махачкала. У меня два вопроса по поводу валют. Кто и как определяет курс валют различных стран? Например, за один доллар дают десять таджикских сомони. Но, кроме рабочей силы, Таджикистан ничего не экспортирует. За тот же доллар дают тысячу двести сорок южнокорейских вон. При этом продукцию Южной Кореи мы знаем по всему миру. Как так получается? Второй вопрос: что будет с мировыми валютами после глобального спада? Стоит ли запасаться долларами?

Михаил Хазин: В каждой стране определение курса валюты – дело индивидуальное. Существует масса разных вариантов – от государственного курса до рыночного. В реальности нормальное государство всегда пытается немножко контролировать этот процесс. Для этого существуют разные механизмы. Если государство ведёт себя неадекватно, возникают разные курсы – официальный один, а реальный другой. Говорить о том, что лучше - что хуже; что хранить - что не хранить, очень сильно зависит от того, какое государство, и какую экономическую политику оно ведёт. Иногда государству выгодно занижать национальную валюту; иногда выгодно завышать национальную валюту. Абстрактно давать совет практически невозможно. Если говорить о долларе, я могу сказать, что до начала обвала, который всё-таки начинается, скорее всего, курс доллара будет расти. В условиях острого кризиса люди всегда бегут в наиболее ликвидные активы. Доллар – это наиболее ликвидный актив. А вот после того, как обвал произойдёт, начнутся разные проблемы и пертурбации, главными из которых станет не столько понижение доллара, сколько его уход с региональных рынков. При этом нужно учитывать, что хранить доллары тоже можно по-разному. Их можно держать на валютном счету – тогда вы попадаете в риски, что банк вам их не вернёт, потому что обанкротится сам. Их можно держать дома в наличной форме. Тогда возникает другая проблема: как их менять на ту валюту, на которую можно что-то купить? В некоторых странах де-факто доллар находится в обороте не хуже национальной валюты.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Добрый день, Михаил. Илья меня зовут. У меня к вам два вопроса. Очевидно, что ни левого, ни лево-консервативного поворота в стране не предвидится. Этого не будет.

Михаил Хазин: Почему?

Вопрос: Это очевидно по словам и решениям нашего Президента.

Михаил Хазин: Я очень не люблю слово «очевидно». Объясните.

Вопрос: Выступил Глазьев. Владимир Путин сказал, как он прекрасно оценивает работу Центробанка; что Эльвира Набиуллина всё делала так – поэтому мы сейчас не провалились. Это потому что она всё сделала правильно до этого. Все ходы и решения сделаны очевидные.

Михаил Хазин: Не совсем так.

Вопрос: Второй вопрос. Какие у вас ожидания по просадке ВВП в 2020-м году в России?

Михаил Хазин: Это вопрос сложный. Что такое ВВП и какой у нас был ВВП? У нас ВВП последние семь лет падал. По официальным данным, последние несколько лет он рос. Я не исключаю, что наши власти попытаются под коронавирус списать тот фиктивный рост, который был предыдущие годы, и вписать в реальный спад, который был в последние годы, последствия коронавируса. Как удобно! Они ни в чём не виноваты – это оно! Я не удивлюсь, если результатом эпидемии станет спад больше, чем он был на самом деле. Что такое реальный спад? Это вопрос невероятно сложный, потому что ВВП – это бухгалтерский показатель; его можно крутить туда, сюда. Рост или спад видно. На протяжении двух-трёх лет, если у вас постоянный рост или постоянный спад, вы это видите. А вот сказать, есть ли у вас спад на 15%, на 18% или на 21%, - это невероятно сложно. Поэтому я тут ничего сказать не могу. Если говорить о масштабе, то я склонен считать, что мы можем упасть процентов на 15. Но опять-таки: что такое ВВП и что и как считать?

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Добрый день. У нас подешевела нефть. Как с бензином? Я слышал, что запрещают нашему Топливному союзу закупать бензин в Казахстане. Там низкий бензин. Почему?

Михаил Хазин: У нас очень высокий акциз на бензин. Акциз берётся с тонны, независимо от цены. Поэтому основная доля в высокой цене бензина – это государственные налоги. В США налог берётся с покупателя. Цена на бензоколонке – это цена бензоколонки. В кассе, когда вы платите, вам добавляется налог. Если мы сделаем такую модель, то, может быть, и будет колебаться цена на бензин. Но всё равно он будет дорогой, потому что государство берёт очень много.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Здравствуйте, Михаил. Чем обусловлен размер пособия в полторы тысячи рублей для России (для Москвы минимальное пособие - три восемьсот)? Как можно на эти деньги прожить? Как принималась эта сумма? Полторы тысячи – это меньше доллара в день. А всегда ставятся в пример страны Африки, где жизнь на доллар ужасна. Можете как-то это объяснить?

Михаил Хазин: Нет, не могу. Логика чиновников в этом месте мне недоступна. Я не знаю, чем они руководствуются.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Здравствуйте, Михаил Леонидович. Геннадий, Москва. Вчера я посмотрел такой синергетический дуэт с Максом Шевченко. Хотя бы раз в месяц вы его повторяли бы. У вас блестящий результат!

Михаил Хазин: Когда ты разговариваешь с умным человеком, который сидит не в твоей сфере, он иногда задаёт очень интересные вопросы. Когда вы то же самое начинаете с ним делать быстро, то очень часто всё повторяется. Вот типичный пример. У нас за последние две недели были две беседы с Дмитрием Джангировым. Некоторые вещи, которые я говорил две недели назад, мне пришлось говорить позавчера. С этим ничего нельзя сделать.

Вопрос: У него другая энергетика.

Михаил Хазин: Дело не в энергетике. Джангиров очень умный человек, очень яркий. Он, с точки зрения человека, который задаёт вопросы, даже более интересен, чем Шевченко. Темы реальных интересов Шевченко, в которых он очень хорошо разбирается, - это национальные вопросы; это ислам; это вещи, которые большинству слушателей не очень интересны. А Джангиров, с его геополитикой и политологией, как раз более интересен. У Шевченко богатый опыт интервью. Он несколько лет вёл ток-шоу на федеральных каналах. Если я буду разговаривать с Шевченко раз в две недели или раз в месяц, мы очень быстро исчерпаем те новые темы, на которые он может меня вытащить. Скорее, нужно искать ещё кого-то.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Александр, Тарасовка. Поменять структуру управления Центробанка и всех окололежащих либеральных товарищей будет тяжело. Что нам ждать в сентябре?

Михаил Хазин: Предсказать логику команды Набиуллиной я не могу, потому что она носит внеэкономический характер. Она будет определяться инструкциями МВФ; теми коррупционными связями, которые имеются у конкретных чиновников Центробанка; теми страхами, которые у них есть; какими-то ещё факторами. Если бы я был инсайдером, я бы мог как-то оценивать эти их страхи. Я не являюсь инсайдером. Я ни в Белом доме, ни в Центробанке, ни в Администрации Президента уже двадцать лет не был. Я могу оценивать только объективные экономические факторы. Объективные экономические факторы я описываю, но со всеми вытекающими. А потом выясняется, что Набиуллина делает какой-то совершенно неожиданный ход. В 2014-м году было хоть понятно, зачем она сделала девальвацию – потому что это был приказ МВФ. Было понятно, откуда этот приказ взялся и почему он взялся. А то, что при этом в рейтинге устойчивости национальных валют мы займём последнее место (то есть девальвация будет не просто такой сильной, а ещё и с максимальными колебаниями взад-вперёд), можно было сделать такой вывод, понимая, что чиновники Центрального банка находятся в аффилированных связях с валютными спекулянтами; что они пытаются максимальным образом раскачать валютную пару «рубль-доллар». Сказать, какую они будут проводить политику, я не могу.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Добрый день, Михаил. Олег. Нет альтернативы национальным государственным интересам.  Доллар надо выкинуть – и всё! Почему все боятся? Двести семей – глобальная элита – а мы все трясёмся перед ними. Это позорище на весь мир!

Михаил Хазин: Никто ничего не боится. Мы находимся в достаточно сложной ситуации, в которой мы живём в рамках некоторой модели. Отказ от модели стоит очень дорого. Если вы говорите, что мы в рамках этой модели больше не живём, то это означает, что это будет снижение уровня жизни; дефицит бюджета и так далее. Кто-то должен принять решение. Те люди, ориентированные на старую модель (это практически весь финансово-экономический блок правительства и Центрального банка), будут максимальным образом пакостить, чтобы продемонстрировать, что это решение было ошибкой. Отказываться от старой модели можно только при условии, что есть новая. Новой модели пока нет. Теоретически она есть. Если мы вспомним ту модель, которую делал Маслюков, то это модель, которая была написана группой экономистов и экономических чиновников в январе 1996-го года, в бывшем пансионате ЦК на Клязьме. Я эту группу в некотором смысле возглавлял. Туда входил Володя Червяков, который руководил тогда Центром политической конъюнктуры; туда входил молодой Лёша Чеснаков; вся ЦПКР-овская команда туда входила (Вита Владимирова, Олег Григорьев, ещё несколько человек). Мы тогда написали экономическую концепцию для Маслюкова, с которой он потом стал первым вице-премьером. Вы будете смеяться, но когда Грудинин зачитал свою программу, то я в ней узнавал знакомые фразы. Это всё дожило до сих пор. Теоретически эту программу можно реанимировать. Но для этого надо создать рабочую группу; назначить туда людей, чтобы они её отработали, переписали; а потом этих людей поставить министром экономики, министром финансов, министром промышленности, вице-премьером по экономике. Как было с Маслюковым – Маслюков стал первым вице-премьером, поставив своих людей. Если их не поставить, Набиуллина эту программу даже читать не будет.

Михаил Хазин: Следующий вопрос.

Вопрос: Михаил, здравствуйте. Владимир, Москва. Хочу вам выразить особую благодарность за книги, которые вы написали. Если бы это было прочитано мною лет двадцать назад, наверное, можно было бы что-то придумать. Вы не думаете о том, что скрытые программы пишутся какой-то группой под это всё сейчас? Не просто сказал Путин про левый разворот. Готовится ли он у него внутри?

Михаил Хазин: Я слежу за тем, что происходит в части экономической мысли в нашей стране. Поэтому я могу сказать, что никаких секретных групп на сегодня не существует. Теоретически их можно запустить быстро. Но я прекрасно понимаю, что сделать это возможно только после того, как команда «Силуанов-Набиуллина» будет очень сильно опущена по своему аппаратному весу. Эти люди будут находиться под очень сильным ударом. Вы даже представить не можете, насколько это всё легко сделать. Представьте себе, что меня куда-то назначают – не начальником, а в рабочую группу. Кто-то из силуановских или набиуллиновских звонит какому-нибудь олигарху, чтобы тот дал денег в Роскомпечать, которая отнимет лицензию у «Авроры». И всё! И ничем другим, кроме как проблемами «Авроры», я заниматься не буду. Если это незаконно, может быть, мы сумеем это дело вернуть обратно. Но ничем другим мы точно заниматься не будем это время. Вы себе представить не можете, насколько легко человеку попортить жизнь. Набиуллиной и её команде мы попортить жизнь не можем, потому что у неё есть «крыша» в лице поста руководителя Центробанка. А у альтернативных экономистов никаких постов нет. Для того чтобы можно было что-то делать, нужно, чтобы на высоком посту (Глазьев тут недостаточен) находилось несколько человек, которые поставили бы именно на эту линию. Когда начали разгонять Экономическое управление, начались проблемы. Например, начальник отдела Экономического управления поехал на дачу в Подмосковье. Его задержали местные милиционеры и посадили в кутузку. Когда он показал удостоверение Администрации, они сказали, что видели они такие бумажки, и удостоверение у него отобрали. Мне пришлось в понедельник утром звонить прокурору Московской области. И прокурор Московской области был вынужден послать своего заместителя, чтобы тот вытащил начальника отдела Администрации Президента. Начальник отдела милиции, которому дали денег, на телефонные звонки не отвечал и освобождать его запрещал. Приехал зампрокурора Московской области; посадил его в машину; потребовал удостоверение Администрации. Но наказать кого-либо было невозможно! Когда начнётся схватка, это будет так в лучшем случае. В худшем случае – мы знаем историю с Андреем Козловым. Пока я вполне понимаю, почему Путин не решается начинать такого рода действия более-менее резко. Это очень дорого может стоить, в том числе тем людям, которые теоретически могут делать то, что нужно делать в нашей стране в экономике.

Михаил Хазин: Последний вопрос.

Вопрос: Добрый день, Михаил Леонидович. Эдуард, Москва. Может зерно заменить нефть в данном случае?

Михаил Хазин: Зерно заменить нефть не может. Вся современная экономика построена на энергетике. Энергетика – штука страшно важная; она по объёму очень большая. Попытка Обамы снизить стоимость энергетики в себестоимости затрат привела к тому, что в результате ВВП не вырос, потому что выяснилось, что инвестиции энергетических компаний играют чрезвычайно важную роль. Если вы их снижаете, то у вас экономика падает. Такой фокус не проходит.

На этом наше время подошло к концу. У микрофона был Михаил Хазин. Благодарю за внимание. До свидания.