Ищенко Ростислав
Один мой читатель развивает идею, согласно которой население Украины просто "захвачено террористами в заложники" и поражено "стокгольмским синдромом".
Поскольку не ему первому и не ему последнему приходит в голову такая мысль, считаю необходимым и полезным разобраться с этим заблуждением, а это заблуждение.
Во-первых, преступления человека против государства и преступления государства против человечности и мира всегда различались. И это правильно. Государство обладает тем, чем не обладает никакая банда террористов – внутренним иммунитетом. То есть всё, что оно творит на своей территории, не может быть основанием для международного вмешательства, если не достигает гомерических размеров (как геноцид в Руанде) и не начинает (это тоже обязательно) создавать угрозу благополучию соседних государств и даже стабильности мира в целом.
Захватившие заложников террористы таким иммунитетом не обладают. Они прекрасно знают, что, даже если им удастся уйти, охота на них не прекратится. Убийство заложников будет служить отягчающим обстоятельством, которое осложнит поиск убежища. Поэтому они заинтересованы в том, чтобы заложники не ерепенились, не лезли на рожон, вынуждая их демонстрировать решимость идти до конца, а добровольно и заинтересованно сотрудничали с ними.
Поэтому стокгольмский синдром — это не только особое психическое состояние заложников, это в большей мере заинтересованное сотрудничество двух временно связанных сторон, из которых в итоге одна должна получить жизнь и свободу, а вторая свободу и выполнение её требований.
Во-вторых, государство — не абстракция, государство не существует без народа. Государство, не опирающееся на народную поддержку, не в состоянии проводить активную внешнюю и эффективную внутреннюю политику. При этом не надо даже активного сопротивления, достаточно «итальянской забастовки», то есть тихого саботажа большей части населения, и государство начинает сыпаться.
Не надо забывать, что низшие и средние слои чиновничества, полиции, армии и даже спецслужб — тот же народ, живущий той же жизнью и испытывающий те же, а иногда и большие трудности. Если массовая поддержка государственности отсутствует, то она не может опереться даже на своих потенциальных защитников. Поэтому разумные правители пытаются (как Путин) не опереться на одну крикливую, активную, но узкую социальную группу, а по возможности расширить социальную опору государства до размеров всего общества. Методы кнута и пряника здесь каждое государство применяет в разном сочетании и с различной интенсивностью, но ни одно не обходится без обоих.
В-третьих, государство, гипотетически «взявшее свой народ в заложники» не сможет вести продолжительную внешнюю войну. Народ, не идентифицирующий себя с государством, ощущающий его враждебность, просто не станет его защищать и сдастся. Классический пример из близкой к нам исторически, географически и политически области — переход Мазепы на сторону Карла XII. Гетманы и до Мазепы неоднократно переходили со стороны на сторону (порой не по одному разу). Власть Мазепы над Украиной была едва ли не самой прочной со времён Богдана Хмельницкого. Пожалуй, даже положение Богдана не было настолько стабильным.
Казачья старшина реально стремилась к «польским вольностям» и боялась растущего самовластия Петра Великого. Карл XII до Полтавы был непобедимым полководцем, а шведская армия не терпела крупных поражения до Лесной (где не было Карла) и Полтавы. Мелкие стычки и успешные для русских осады в Прибалтике не в счёт — это был второстепенный ТВД (театр военных действий. — Ред.), задачей командующих на котором было сковать русских, пока не явится Карл и не одержит окончательную победу. С этой задачей (сковать) они справились. Это Карл не смог победить во многом из-за Мазепы.
Мазепа должен был выставить в поддержку Карла 80-тысячное войско из казачьих, сердюцких полков и запорожцев. Кроме того, он обещал снабдить шведскую армию припасами и многочисленной артиллерией. Малороссийские крепости должны были стать надёжной базой шведской армии, а российские гарнизоны, ещё до прихода шведов, должны были перебить казаки.
Результат оказался катастрофическим для Карла. Артиллерию и припасы Меньшиков частично уничтожил, частично захватил в Батурине. При этом малочисленный русский корпус никогда бы не смог взять мощную крепость во враждебной стране, если бы не выяснилось, что большая часть малороссийских казачьих полков и практически всё население поддерживает не своего гетмана, а русского царя.
Кстати, телевидения и интернета тогда не было, а Мазепа активно распространял дезинформацию о том, что русские всех убивают и всё уничтожают (крадут унитазы, стиральные машинки, асфальт и микроволновки). Он рассчитывал, что народ начнёт защищаться, а там дело само пойдёт. Но ему не поверили, хоть проверить его правоту можно было только эмпирически (дождавшись прихода русских).
Сопротивление началось моментально по всей стране. Мазепа с трудом собрал для Карла порядка 20 тысяч сердюков, казаков и запорожцев, из которых половина покинула его в первые же дни после прибытия в шведский лагерь. Народ и армия выступили против государства, поскольку им приелась коррупционная тирания Мазепы и они видели в Москве альтернативу его правлению (неоднократно жаловались на него задолго до измены). Не помогли даже шведские карательные отряды, почти год оккупировавшие Малороссию и ни с кем особо не церемонившиеся. Полтавская битва, знаменовавшая перелом, состоялась 27 июня (8 июля) 1709 года, а изменил Мазепа в конце сентября 1708 года.
Подчеркну, что казна, войско и администрация у Мазепы были собственные, а с Россией его связывала примерно такая же вассальная зависимость, как в XV веке герцогов Бургундских с королями Франции, что не мешало Бургундии де-факто проводить самостоятельную политику (в том числе и военную), зачастую недружественную в отношении Франции и своих родственников, правивших ею.
Судьба Мазепы — классический пример народного несогласия с политикой правящей элиты. И никакого тебе стокгольмского синдрома, и никаких вопросов: а что же мы можем с голыми руками против Мазепы с сердюками, да ещё и лучшей на тот момент в мире шведской армией? Между тем окажись Пётр во враждебной стране против 120-тысячной армии Карла и Мазепы с мощной артиллерией и надёжным тылом, ему было бы куда как сложнее не то что побеждать, а просто воевать. Но народ свой выбор сделал.
Народ сделал свой выбор и в 1991 году, когда на референдуме 1 декабря большинство (90,32% при явке 84,18%) проголосовало за независимость Украины. Народ сделал свой выбор и в 2004 году, когда около половины населения проголосовало за Ющенко, не скрывавшего своей русофобии и намерения резко сменить внешнеполитический курс с «многовекторного» на проевропейский. Народ промолчал, сделав свой выбор, когда Ющенко дважды (в 2005 и 2007 году) незаконно захватывал власть.
Народ проигнорировал русофобский майдан 2013–2014 годов, без сопротивления смирился с победой мятежа и, поворчав для порядка, отправился в составе ВСУ усмирять Донбасс. Народ, которому вначале СВО постоянно предлагали переходить на сторону России, свергать путчистов при поддержке ВС РФ и приводить к власти народное правительство независимой Украины, разобрал розданные Зеленским десятки тысяч автоматов, но не повернул их против власти, а пошёл воевать против России.
К настоящему времени народ, якобы зараженный стокгольмским синдромом, положил в полях Украины полмиллиона только мёртвыми, ещё столько же получил искалеченными, воюя против России. И продолжает воевать. И Зеленский намерен вновь набрать полмиллиона человек к примерно такой же численности имеющихся во всех силовых структурах.
Если это стокгольмский синдром, то я испанский лётчик. Заложникам террористы не дают в руки оружие, чтобы себя защищать. Заложники не бросают в тюрьмы, не пытают и не убивают тех, кто пришёл их спасти. Они стараются выжить и могут не оказывать активного сопротивления террористам, но при первой же возможности они бегут на свободу (отдельные случаи полной потери психической адекватности в результате длительного стресса не в счёт).
Из «пророссийских активистов», остававшихся на Украине после 2014 года больше половины были не пророссийскими, а антифашистскими (это разные вещи). Они хотели независимой Украины, но без нацистского режима, государство-конкурента России с русской культурой и языком в основе, не понимая, что это невозможно. Часть из антифашистов уехала в Россию и здесь борется за «новую Украину», настаивая на том, что Россия должна её им создать. Часть антифашистов перешла на сторону нацистского режима, мотивируя это тем, что «Россия напала». Часть антифашистов попала в тюрьмы.
Точно так же частью погибли, частью оказались в тюрьмах, а частью в эмиграции реальные (хоть и немногочисленные) «пророссийские» (а на самом деле русские) активисты. Но среди них, русских активистов, оказалась ещё одна немногочисленная прослойка, оказавшаяся неспособной ни на активное сопротивление на родине (за что убивали и бросали в тюрьмы), ни на эмиграцию и борьбу за Россию из России (переезд в никуда некомфортен, влечёт за собой массу трудностей и ордена за него не дают).
Эта прослойка ждёт Россию, но не просто ждёт (если бы просто ждала), она постоянно учит Россию, как Россия должна этих людей освобождать, ругает за то, что Россия медлит и освобождает неправильно, злорадно сообщает, что обстрелы российской территории — это за то, что в 2014 году не пришли.
Вот эта-то прослойка и поддерживает, распространяя по мере своих скромных сил и возможностей, «теорию стокгольмского синдрома». Это же очень выгодно. Получается, что кроме, как они когда-то говорили, «2–3 тысяч нацистов, захвативших народ в заложники», виноватых на Украине нет. Россия виновата, потому что вовремя «не пришла» и «не спасла» — вот украинцы и заболели стокгольмским синдромом. Теперь их надо лечить. А в лекари, ясное дело, взять именующих себя адеватниками (чтобы ни в коем случае не спутали с лапотными пропутинскими охранителями, которые «ватники») «пророссийских», которые «ждали» и потому «заслужили».
В общем, как я уже много раз говорил и писал, Ленин, конечно, был тяжёлым человеком и представлял опасность для собственного народа в качестве государственного деятеля, но политтехнологом был от бога, возможно, величайшим за всю историю человечества. Он лучше других понимал механизмы политической борьбы и умел ими пользоваться без лишних эмоций: без гнева и пристрастия. И он был абсолютно прав, когда учил за любой политической теорией видеть экономический интерес определённого круга лиц.
Так что в случае с Украиной не стокгольмский синдром и лечение несчастных жертв террора, а нацистский режим, денацификация и ответственность как сознательных строителей режима, так их ограниченных попутчиков-коллаборационистов. А те, кто выживал, стараясь не быть запятнанным, должны радоваться уже тому, что выжили и не запятнали себя сотрудничеством с режимом.
Тем, кто просто ждал и не имел к России никаких претензий, станет хорошо как только Россия наконец придёт. Тем, кто злобствовал по поводу «не вовремя» и «не так», совсем хорошо уже никогда не будет, но они по крайней мере будут в безопасности, в нелюбимой ими за свою «неправильность», но всё же в России, которая, может быть, и поздно (для некоторых) приходит, но своих не бросает. И чужих тоже.