О проекте Размещение рекламы Карта портала КорзинаКорзина Распечатать
Новости

Детально об истоках летнего протеста и его политических последствиях

Добавлено: 05.10.2019


Борис Межуев

Вера в авторитаризм

Вера в авторитаризм как оптимальную систему управления постепенно распространяется в России, причем ее базой являются отнюдь не только «силовики».

Отсутствие серьезной и неангажированной политической аналитики в России создает для внешнего наблюдателя большие трудности при интерпретации нынешних событий в России. Может быть, никогда до этих пор в постсоветской истории восприятие текущей политической конъюнктуры не осложнялось наличием весьма популярных и явно имеющих мало общего с реальностью представлений, которых никто при этом не собирается доказывать или опровергать.

В первую очередь это касается известного распространенного в либеральной печати «мифа» о якобы произошедшем накануне несанкционированных протестных выступлений оппозиции лета 2019 года перехвате управления «силовым» блоком власти и отнятии «силовиками» инициативы у так наз. гражданской администрации. Это суждение повторяется из статьи в статью, при этом практически никто из журналистов и экспертов не делает попыток пояснить, в чем мог бы реально заключаться подобный «перехват» и насколько едины между собой члены этой «силовой» группы.

Чаще всего журналисты и, среди них, аналитик Московского центра Карнеги Татьяна Становая и ведущий телеканала «Дождь» Михаил Фишман ссылаются на некое заседание Совета Безопасности, которое состоялось накануне 27 июля 2019 года, и на котором выступили с докладами секретарь СовБеза Николая Патрушев и директор ФСБ Александр Бортников. Якобы именно эти люди призвали власть обрушить на мирных протестантов всю мощь карательной машины государства, что впоследствии и осуществили Следственный комитет с прокуратурой, с одной стороны, и Росгвардия с ОМОНом, с другой.

Если до этого судьбоносного заседания гражданская администрация видела в московском протесте просто шалости молодых людей, то злобные «силовики», «перехватив инициативу», заставили власть и лично Путина обнаружить во всем происходящем иностранный след и дать добро на задействование крайне агрессивной риторики в пропаганде и раскрутку соответствующего дела.

Далее в течение последних двух месяцев весь московский протест поддерживающими его журналистами подавался не столько как протест против произвола гражданских – столичных или федеральных – властей, незаконно снявших выборов тех или иных неугодных им кандидатов с выборов, сколько как сопротивление «силовому перевороту», поставившему страну на грань военной диктатуры.

Это сразу изменило весь фокус восприятия произошедшего. Конфликт приобрел характер борьбы «силовой партии» с так называемыми «системными либералами». При этом открыто выступали в публичном пространстве и интерпретировали текущие события только эксперты, сочувствующие «системным либералам», которым предоставили свои страницы все ведущие газеты Москвы, а эфир – телеканал «Дождь» и радиостанция «Эхо Москвы». Что обо всем этом думали сами «захватившие власть» «силовики», об этом можно было строить только гипотетические предположения. От имени власти против московских протестов наиболее громко выступал телеведущий Владимир Соловьев, которого менее всего можно считать голосом «силовой партии».

Почему сам этот взгляд на московские события как на «заговор силовиков» сразу вызвал сомнения?

Если бы процесс управления страной был реально перехвачен людьми, отвечающими за государственную безопасность, то едва ли, достигнув такого могущества, они не распорядились бы первым делом закрыть фактически поддержавшие протест средства массовой информации, в первую очередь телеканал «Дождь»? Между тем, ничего подобного сделано не было, «Дождь» продолжал всю вторую половину лета и начало осени свободно вещать в эфире, отменив платную подписку за просмотр. Ведущие столичные газеты, скорее, усилили, чем ослабили градус оппозиционности.

Отметим, что ни один из представителей так наз. гражданской администрации не ушел в отставку в знак протеста против гипотетического «переворота» силовиков.

Единственным свидетельством в пользу наличия каких-либо разногласий во власти по поводу отношения к протестам являлось интервью главы Ростеха Сергея Чемезова РБК, в котором он выразил сочувствие протестантам и отнесся с пониманием к тому раздражению, которое их выводит на улицы. Этого было достаточно либеральным экспертам для того, чтобы тут же причислить недавнего «силовика» Чемезова к «гражданской партии», противопоставив его злобным «ястребам» из ФСБ и Росгвардии.

Обратим внимание еще на одно обстоятельство. В присоединенном в 2014 году к России Севастополе в том же сентябре просиходили выборы в Законодательное собрание. Прежний состав собрания, составляющее его большинство, руководимое лидером пророссийской революции в городе Алексеем Чалым, смогло добиться в течение этих пяти лет отставки сразу двух губернаторов, присланных Москвой: Сергея Меняйло и Дмитрия Овсянникова. Центр был явно недоволен самостоятельностью представительной власти в городе, и на этих выборах все было сделано для того, чтобы в будущей легислатуре не смогло возникнуть аналогичное устойчивое большинство депутатов, способное эффективно противостоять местной исполнительной власти.

С выборов по надуманному предлогу было снято сразу пять партий, которые должны были собирать подписи для своего выдвижения, причем как минимум две из пяти этих партий – «Родина» и «зеленые», возглавляемые представителями команды Чалого, имели, учитывая их рейтинги, хорошие шансы на прохождение в новый состав Заксобрания. Тем не менее они были не допущены до участия в гонке, и вроде бы ситуация в Севастополе развивалась аналогично московской.

Однако заметно, что либеральные эксперты, описывая происходящее в Москве и других городах России, старались – за редким исключением – избегать темы Севастополя, не обращаться к политическим событиям в городе как к еще одному свидетельству «реакционного поворота», совершаемого «силовиками».

Только отчасти в этом молчании по поводу севастопольских событий можно было увидеть нежелание касаться сюжетов, происходящих на территории, которую многие либералы считают незаконно оккупированной.

В 2015 году, когда тогдашний губернатор Севастополя Сергей Меняйло назначил руководителем музейного комплекса в Херсонесе представителя Русской православной церкви, и это событие вызвало протест коллектива музея и всей научной общественности, либеральные СМИ охотно освещали эти события, оценивая их как свидетельство недопустимого пренебрежения властью интересами науки и культуры в пользу приоритетов клерикальных кругов. Тогда же фигура Чалого как главного противника Меняйло в Севастополе отчасти была подсвечена и в средствах массовой информации, ориентирующихся на либеральные круги во власти.

Так что дело отнюдь не в проукраинской стеснительности. Могу сделать предположение, что проблема заключается в том, что севастопольская история, как отчасти и события в Петербурге, где гражданская администрация всеми силами пытается обеспечить победу в первом туре выдвиженцу «Единой России», никаким образом не работала на версию о «заговоре силовиков». Очевидно, что лидеры «Русской весны» в городе, которые сейчас вынуждены частично покинуть политическое поле, никоим образом не составляли оппозиции «силовикам», поддержавшим их восстание в феврале 2014 года.

Поэтому союзниками вождей «системных либералов» в борьбе с ФСБ и Совбезом они бы стать не смогли, оттого их региональный бунт утрачивал какое-либо значение для руководителей московского протеста, приоритетным противником которых были именно главы этих двух организаций.

Разумеется, мы не можем говорить с полной уверенностью о том, в какой степени лично Александр Бортников и Николай Патрушев отвечают за суровые уголовные дела против некоторых участников протеста и за силовой разгон акции 27 июля. Однако нет никаких оснований полагать, что они могут действовать в связке с главой Росгвардии Виктором Золотовым, который теми же экспертами еще недавно подавался как аппаратный противник Патрушева и Бортникова, и главой МВД Владимиром Колокольцевым.

Нельзя исключать, что накануне первой несанкционированной акции 27 июля различные группы «силовиков» действительно сплотились для того, чтобы не допустить разрастание протеста и пресечь его эскалацию с помощью жестких мер. Но очевидно, что все их действия носили характер оперативной реакции на текущие события и были лишены какой-либо серьезной политической подоплеки – типа влияния на транзит власти в 2014 году, о чем фантазировали эксперты «Дождя».

На самом деле этот сдвиг протестного восприятия с электоральных нарушений на произвол «силовиков», достигший апогея в конце сентября с появлением множества коллективных писем различных групп общественности в защиту арестованных и осужденных участников московского протеста позволял скрыть в общем-то главный сюжет летних событий – окончательный выбор властью авторитарной модели управления.

Если проблема заключалась в неадекватно репрессивном ответе «силовиков» на мирный протест, то ситуация разрешалась смягчением приговоров и прекращением уголовных дел. А еще лучше – отставкой ненавистных «силовиков». В этом смысле сама ситуация недопущения до выборов людей и партий, или фальсификация итогов голосования отодвигалась куда-то на периферию восприятия в качестве проблем, имеющих исключительно региональное значение.

Проще говоря, оценка либеральными экспертами событий в Москве выдавало главную установку того элитного сообщества, чье коллективное мнение эти эксперты выражали, а именно установку на трансформацию протестного движение в орудие элитной конкуренции «системных либералов» с теми представителями «силового сообщества», которые препятствовали их возможным шагам по сближению с Западом.

«Силовики», скорее всего, не имели никакого отношения к снятию тех или иных кандидатов с выборов, они лишь попытались в меру своих сил купировать несанкционированные выступления в столице. И следует отметить, что если бы у этих выступлений не было бы в целом оправданного мотива (поскольку нарушения избиркомами прав избирателей действительно имел место в столице), то действия «силовиков» можно было бы назвать вполне адекватными.

Конечно, массовых беспорядков в столице не было, но налицо было их провоцирование как зачинщиками беспорядков, так и средствами массовой информации, раскручивавшими протест в столице. Шантаж «силовых структур» либеральными медиа и прямое подстрекательство молодежи к незаконным действиям отрицать невозможно, причем никто из представителей СМИ не понес за это подстрекательство никакой ответственности, а уголовные дела были возбуждены против никому не известных блоггеров и рядовых участников шествий.

Но если версия либеральной экспертократии о причинах протестов в Москве не выдерживает критики, то столь же ущербной представляется и версия системных политтехнологов, согласно которой, во всем произошедшем виноваты исключительны неумелые действия московской мэрии, которая в силу тех или иных неудачных кадровых решений провела бездарную кампанию, завершившуюся позорным снятием неугодных кандидатов.

Согласно этой позиции, если бы в Москве работали опытные политтехнологи, разбирающиеся в столичных реалиях, протестной мобилизации удалось бы избежать.

Эта версия, как и первая, наталкивается на очевидное обстоятельство, что процессы, происходящие в Москве, не уникальны, и в Севастополе, и в Петербурге мы видели примерно одну и ту же картину – картину грубого административного вмешательства в электоральный процесс.

В Севастополе нет никакого Собянина, но и там с выборов снимают тех игроков, чья победа не устраивает власть. Следовательно, дело не в Собянине, как и не в Патрушеве с Бортниковым.

Ситуация, которая сегодня сложилась в России, думаю, не описывается рассказом об аппаратных интригах. Мы видим, что сколь бы различной ни была аппаратно-клановая подоплека событий в Москве, Петербурге и Севастополе, общий смысл событий одинаков – Россия делает очень решительный шаг в сторону от процедурной демократии в сторону откровенно авторитарной модели управления.

По существу, уже довольно давно российская система оставила попытки убедить себя, свое население и внешний мир, что она является демократической, пускай и со своей «суверенной» спецификой.

Практически мы уже не слышим от апологетов власти уверений в ее демократичности, прежде всего потому что демократическая модель утратила в наше время значительную долю своей привлекательности. Мы видим, что народ в разных странах избирает на честных выборах отнюдь не наиболее компетентных и опытных государственных мужей, но кандидатов, выделяющихся исключительно экстравагантностью своего поведения.

Наиболее впечатляющие экономические и технологические успехи совершает в настоящее время авторитарный Китай, причем существует негласное мнение среди экспертов, что чаемая демократизация, скорее всего, затормозила бы бодрый экономический рывок страны, ослабила ее геополитические позиции, как это и произошло с Советским Союзом в эпоху «перестройки».

Мы видим, как эта вера в авторитаризм как оптимальную систему управления постепенно распространяется в России, причем ее опорной базой являются отнюдь не только «силовики».

В самых продвинутых экспертных средах страны нет более уважаемой фигуры среди политиков XX, чем диктатор Сингапура Ли Куан Ю, сумевший сделать из своего города-государства образцовую вывеску либеральных экономических реформ. Идеологи системно-либеральных кругов в стране уже давно описывают свое мировоззрение в терминах, которые недвусмысленно отсылают нас к китайскому опыту – речь идет о таких понятиях, как «технократия», «прорыв», «цифровая экономика» и пр.

Технократия – это по большому счету и есть готовность принять авторитарные политические методы, если они ведут к хорошим результатам в инновационной экономике и науке. Сам президент Владимир Путин в недавнем интервью газете Financial Times сказал об исчерпанности либеральной идеи в современном мире, и это заявление правильнее всего было бы интерпретировать именно в контексте совершающегося на глазах авторитарного разворота российской системы.

События, предшествовавшие московским протестам, следует рассматривать именно в этой оптике – цивилизационного выбора в пользу китайской политической модели, хотя выбора и не вполне откровенного.

Проблема только в том, что политический авторитаризм и экономический либерализм имеют между собой много общего.

Обе эти идеологии оперируют абстрактным представлением об успешности, отвлекаясь от блага конкретного человека. Люди могут теоретически признавать правоту экономического либерализма, но, теряя работу в результате массового сокращения неприбыльного производства, они тут же забывают об абстрактной правильности тех или иных учений, оправдывающих массовые увольнения, и немедленно ратуют за вмешательство государства.

Точно также, столкнувшись с несправедливостью и произволом этого государства, они, вопреки даже своим исходным представлениям, предпочитают апеллировать к идеям демократии (замечу, что именно так и произошло в Севастополе, активисты русского восстания в котором, конечно, стали обращаться к ценностям парламентаризма и демократии, изнутри увидев реалии регионального управления в России).

Левая идея и идея демократическая – это единственное оружие, с помощью которого можно попытаться вернуть свое человеческое достоинство, даже после проигрыша в экономической и политической конкуренции, причем проигрыша далеко не всегда обусловленного личными недостатками проигравшего.

Поэтому чтобы там нам ни говорили про успех китайской модели, полномасштабное отступление от демократии будет немедленно воспринято как нарушение базовых основ справедливости в России. Что, собственно, ярко и продемонстрировали эти события, когда власть, региональная или федеральная, решила нарушить ею же навязанные правила игры и смести ненужные ей фигуры с поля. Это немедленно привело к ослаблению легитимности этой власти, и действия силовиков в Москве, которые в иных случаях были бы расценены как вполне корректные, даже если и чрезмерно жесткие, тут же стали предметом не всегда наигранного возмущения широких кругов общественности.

Одно дело возбуждать уголовное дело против юноши-студента за призыв к незаконному шествию по надуманному или, точнее, политически спорному поводу, другое дело – сажать борца с несправедливостью, реальность которой открыто или подспудно осознается всеми вменяемыми членами общества.

Самое главное, что произошло с властью летом этого года – она впервые за долгое время столкнулась с кризисом легитимности. «Силовики» действовали по-своему разумно и даже осторожно, защищая систему от внутренних вызовов, пресекая несанкционированные акции и карая за силовое сопротивление полиции, проблема состояла в том, что в данном случае ее карательные действия оценивались как несправедливые. И это более чем что-либо другое свидетельствовало о том, что демократическую идею невозможно просто отбросить во имя столь угодного успешного в других государствах авторитаризма.

Будем надеяться, что этот урок окажется усвоен нынешней системой, и в дальнейшем нарушений принятых правил игры она не допустит.






© 2005-2019 Интернет-каталог товаров и услуг StroyIP.ru

Екатеринбург
Первомайская, 104
Индекс: 620049

Ваши замечания и предложения направляйте на почту
stroyip@stroyip.ru
Телефон: +7 (343) 383-45-72
Факс: +7 (343) 383-45-72

Информация о проекте
Размещение рекламы