Хазин в эфире: Экономика

Говорит Москва

Здравствуйте. У микрофона Михаил Хазин

Сегодняшняя передача будет посвящена социальным процессам, которые, скорее всего, будут сопровождать экономический кризис. То, что эти процессы будут происходить, абсолютно понятно. Мы видим, что начинаются массовые беспорядки в разных странах мира – прежде всего в Латинской Америке. Прокурор Соединённых Штатов Америки Барр выступил с проповедью консервативной системы ценностей – что вызвало бешенство среди либералов. Проблема не в том, что его позиция является какой-то странной. Скорее, наоборот, её поддерживает большая часть населения. Но то, что он осмелился сказать об этом вслух в нынешней ситуации, говорит о том, что он понимает, что что-то начинает радикально меняться. Сам Трамп является классическим примером консервативного политика, в отличие от правящих много десятилетий до того либералов. Смотреть на ситуацию нужно подробно. Если эти тенденции начинаются, то они приведут к очень неожиданным и очень тяжёлым результатам.

Современная структура западного общества (то, что сейчас называется структура развитых капиталистических стран) носит достаточно специфический характер. В этих странах колоссальную роль, по объёму и по масштабу, играет средний класс. У среднего класса не существует более-менее чёткого определения. Условно их можно назвать людьми с типовым потребительским поведением, которые могут себе позволить некоторый типовой набор. Этот типовой набор легко определить, если вы смотрите рекламу по телевизору или в Интернете. Это, условно говоря, набор, включающий базовые вещи: отдельное жильё, автомобиль, возможность отдыхать, некоторый набор бытовой техники (сорок лет назад это был телевизор; двадцать-тридцать лет назад – собственный компьютер; сейчас это ноутбуки, планшеты и прочие устройства). Одежды должно быть много; она должна быть разнообразной и быстро меняющейся. Количество людей, которые сидят в этой нише, - их стало много не так давно. В 70-е годы людей, которые могли себе позволить так жить, в государстве было от силы 15-25%. В США средним классом считались люди, у которых есть собственное жильё – считалось, что их 50%. Но в реальности это жильё принадлежало банкам, потому что у всех это жильё было нагружено ипотеками и прочими выплатами. Жилья в классическом смысле слова – больших семейных домов, в которых жило три поколения – было очень мало.

Термин «дача» в нашем понимании для западников свойственен очень богатым людям. Поскольку у нас большая часть дач была получена в 50-60-е годы, это уже третье или четвёртое поколение, которое живёт на этих дачах. А в тех, которые были получены в 30-годы, - там живёт четвёртое-пятое поколение. И в квартирах тоже. Я знаю людей, которые живут в своих квартирах третье-четвёртое поколение. В США это большая редкость. В Западной Европе, может быть, меньшая редкость, но всё равно это очень мало людей.

В 1981-м году, с введением в дело рейганомики (то есть политики стимулирования спроса) появилось большое количество людей (от сорока до шестидесяти процентов населения), которые были небогаты в том смысле, что их доходы так жить не позволяли. Была создана система стимулирования поощрения расходов. Уровень жизни населения – это расходы. Так не бывает – чтобы доходы были маленькие, а расходы были большие, и при этом за это ничего бы не было. По этой причине рос долг. В Евросоюзе это был в основном долг государства, но и частный долг тоже. В США до 2008-го года это был частный долг. Я не буду рассказывать знаменитую сказку про стиральную машину. Вышла книжка «Воспоминания о будущем…», в которой я подробно изложил эту сказку и объяснил, как устроена эта модель. Её суть состоит в том, что с 1981-го по 2008-й год средний долг американского домохозяйства, по отношению к его реально располагаемым доходам, вырос в два раза – с шестидесяти процентов до ста двадцати. При этом доход, по уровню покупательной способности, остался на уровне 1957-го года. Как он упал после кризиса 70-х (пик покупательной способности частных доходов был в 71-м – 72-м годах), так он и не восстановился.

Этот самый средний класс невероятно заинтересован в поддержке государства, потому что любое имущество можно защитить только с помощью государства. Богатые люди могут себе позволить службу безопасности, частных охранников – у них украсть будет сложно. Если нет полиции, спецслужб, то представитель среднего класса защитить своё имущество не может. Его нет дома половину времени, потому что он должен выходить на работу, даже если у него высокая зарплата. Всё равно жена (даже если она не работает) ездит за покупками. И в этот момент, если у вас нет системы государственной защиты, у вас отберут всё (скажите спасибо, что дом не сожгли). В этой ситуации появился довольно большой слой людей, которые заинтересованы в государстве. Поскольку государство на тот момент (после Бреттон-Вудской конференции 44-го года; после начала рейганомики 81-го года) фактически контролировалось банкирами, то эти банкиры начали активно решать ту задачу, которую они решали на протяжении многих веков, но так решить и не смогли – а именно, бороться с консервативной системой ценностей. Потому что любая система консервативных ценностей всегда утыкается в ключевую вещь: «не давай в рост брату своему…» В рамках любой системы консервативных ценностей банкиров не любят. Банкирам это не нравилось. Поэтому с 81-го года началась работа по разрушению семьи как базового консервативного института, без которого невозможно было обеспечить стабильность общества. После 81-го года это стало возможным, потому что социальную стабильность стал поддерживать массовый средний класс, который стал голосовать за типовых политиков; который стал поддерживать типовые нормы общежития и так далее. В результате началась вакханалия разрушения семьи, которую мы видим в Нидерландах, Бельгии. В детских садах устраивают опросы «Как вы относитесь к гомосексуализму?» и так далее. Если ребёнок выражает, что это не очень хорошо, если поддерживает нормальные гетеросексуальные семьи, то детей автоматом конфискуют из семьи, направляют на трёхмесячные курсы обучения, а потом отдают в чужие семьи. Ювенальная юстиция работает в полной мере. Это означает, что страны не будет. История про голландцев-мореплавателей, торговцев закончилась. Этой страны и этих людей больше не будет в мире через десять-двадцать лет, как не будет шведов или норвежцев, потому что их страны станут африканскими. Однако такие штуки можно проделывать только с бедными семьями. У богатых семей немедленно возникает вопрос: если вы ребёнка взяли из семьи, как он сможет наследовать имущество; если он не знает, кто его настоящие родители (а это запрещено); как он может защитить свои права; согласятся ли родители отдать что-то человеку, которого они никогда не видели? Теоретически можно делать генную проверку, что это действительно прямой потомок. Но младшие акционеры никогда не согласятся, чтобы наследником контрольного пакета в крупной корпорации стал человек, который никогда ничем не занимался; не исключено, что его воспитывали как мусульманина. Конечно, западные либеральные общества завершили историю своих малых стран. Франция и Германия ещё, может быть, отобьются по итогам кризиса.

Уже тридцать восемь лет, с 81-го года (идеологически это началось раньше – в середине 70-х, после отставки Никсона в 74-м году), растёт поколение, которые не помнит своих бабушек и дедушек. Когда у родителей тридцати пяти – тридцати семи лет появляются дети, то эти дети своих бабушек и дедушек не помнят, потому что те застают своих внуков в лучшем случае, когда им три-четыре года. Поэтому дети пятнадцати лет уже не помнят своих бабушек и дедушек.

Весь кризис состоит в очень простой вещи – это падение эффективности эмиссионных механизмов. Как работал этот механизм? Центробанки (в данном случае ФРС) печатали доллары для коммерческих банков. Эти доллары выдавались в кредит, в том числе гражданам. Им разрешалось рефинансировать свой долг – за счёт чего вся картинка и держалась. После рефинансирования долга, когда казалось, что денег на потребительские товары можно тратить сколько угодно, потому что карточный счёт пополнялся, мы пришли к ситуации, когда печатать больше нельзя, потому что эти деньги некуда девать (растут цены; инфляция начинается), а не печатать нельзя, потому что сама схема долговой пирамиды была устроена так, что на каждом следующем этапе объём очередного этажа снизу (пирамида же растёт снизу) больше, чем предыдущий. В результате были исчерпаны все возможности того, как бы можно было легализовать эмиссионные деньги. Дальше два варианта. Денег больше не печатать; но в этом случае начнут сыпаться как банки, так и реальный сектор, потому что у граждан не будет больше денег. Второй вариант: деньги печатать; но тогда начинается инфляция, рост цен и обесценение активов, в том числе и граждан. Спор идёт, что лучше. С точки зрения здравого смысла, это совершенно всё равно, потому что результат один и тот же: спрос придёт в соответствие с доходами. Если спрос придёт в соответствие с доходами, средний класс, который создавался на протяжении сорока лет, исчезнет.

7-го ноября в информационном агентстве «Аврора» состоится презентация книги «Воспоминания о будущем. Идеи современной экономики». Туда можно прийти, предварительно записавшись, так как количество мест ограничено. Я буду рассказывать о содержании книжки, в которой подробнейшем образом описаны структурные проблемы мировой экономики.

Точка равновесия между спросом и доходами находится ниже нынешнего спроса примерно в два раза или ниже нынешних доходов в полтора раза. Спад в полтора раза мы видели много раз. Это было и перед Великой депрессией в США в начале 30-х, и в Европе после Второй мировой войны. Это не смертельно, хотя и тяжело. Но падение расходов в два раза – это социальная катастрофа. Социальная – потому что колоссальное количество людей (больше половины населения) навсегда лишается возможности сохранить привычный образ жизни. Причём не просто лишается. Вот у нас бабушки помнят, как было тяжело в конце 40-х – начале 50-х годов; как тяжело было в войну. Бабушка моей жены, которой девяносто три года, застала голод начала 30-х - правда, не на Украине, а в России, в Брянской области. У нас есть внутренние защитные механизмы; не говоря уже про то, что у нас спад будет меньше, потому что значительную его часть мы преодолели в 90-е годы. А вот что будет в Китае, в Западной Европе и в Соединённых Штатах Америки – трудно даже представить. Почему? Потому что не работают социальные механизмы. Обычно в условиях таких кризисов люди выживают через семью. Но семью либеральная идеология разрушала на протяжении сорока лет. Поэтому семьи либо нет, либо она не умеет работать. Однополые семьи – это не семьи. Иными словами, в городах будет огромное количество (40 или 50%) населения – это одинокие люди (матери-одиночки, отцы-одиночки), у которых единственная возможность выжить – это раздобыть еду. Они будут жить в квартирах. Но поскольку денег на коммуналку не будет, то это будет очень специфическая жизнь: могут не работать лифты или могут работать по два часа в день – например, с восьми до десяти утра, чтобы люди могли уехать на работу; и с шести до восьми вечера, чтобы, вернувшись, они могли подняться куда-нибудь на тридцатый этаж. Как можно себе представить семью с ребёнком, которая живёт в нормальных нынешних российских условиях где-нибудь на двадцать четвёртом этаже, если не работают лифты? Это просто невозможно! Уровень жизни резко упадёт. Вся система жизнеобеспечения – ритейл, магазины – перестанет работать, потому что у людей будут деньги только на то, чтобы купить еду и, в случае острой необходимости, какую-нибудь одёжку. Это очень улучшит некий общественный климат, потому что, когда все люди одинаково бедные, это очень сближает в нашей стране. Но что будет в США и в Западной Европе – я даже представить себе не могу.

Существует некоторая очень устойчивая зависимость между уровнем жизни населения и концентрацией населения в городах. Чем выше уровень жизни, тем больше население концентрируется в городах. Потому что города – это источник спроса. В средние века город в двадцать тысяч человек считался очень крупным, а сегодня у нас есть городские агломерации, в которых двадцать-двадцать пять миллионов. Когда падает уровень жизни населения, то надо его выгонять из городов. При низком уровне жизни населения инфраструктура становится критически дорогой; эту инфраструктуру нужно сбрасывать на людей. Когда человек живёт в своём маленьком домике, он сам отвечает за то, чтобы там было тепло; чтобы там была вода; в колодец пошёл или ещё что-то – из крана вода не течёт; электричество и канализация достаточно дорого стоят. Что эти люди будут есть и что они будут делать? Шестьдесят или восемьдесят лет назад в нашей стране любой человек понимал, что, если он в мае месяце вскопает огород и засеет его картошкой (в логике, что одна сотка картошки на человека в год), то, при условии, что он будет нормально ухаживать за картошкой, он зимой с голоду не помрёт. А сегодня люди не знают, ни где брать картошку, ни как её высаживать; ни что с ней делать. Я задаю вопрос слушателям: все знают, что такое окучивать картошку? Всё это создаёт большие проблемы. Это не значит, что эти проблемы нельзя решить. Скорее всего, можно. Но как их решать – совершенно непонятно. Для того чтобы это делать, необходимы люди, которые бы на эту тему думали и эти конструкции создавали.

Любое государство отличается тем, что оно создаёт механизмы управления большими массами людей. Банкиры создали средний класс и придумали либеральный набор методов управления этим классом, в которых, кроме пряников в виде относительно высокого уровня расходов и обязательного уровня потребления, были включены и кнуты в виде, например, изъятия детей из семьи. У новых бедных какие кнуты, какие пряники? Этого тоже никто не знает. Можно запугать одного человека, запугать можно пять. Но если у вас половина населения живёт в условиях, про которые вы даже не понимаете, как они устроены, то это создаёт определённые проблемы, с которыми совершенно не понятно, что делать. С этим надо разбираться.

Продолжаем передачу. В первой части я поговорил про социальные проблемы, связанные с кризисом. Но есть и другие проблемы, которые связаны не столько с кризисом, сколько с выходом из него. Я предлагаю рассмотреть замечательный регион, который сегодня начинает бузить, - Латинскую Америку. Мы видим ситуацию в Эквадоре, где массовые бунты в связи с повышением цен проезда на метро. Мы видим массовые бунты в Чили в связи с повышением проезда на метро. Бунты серьёзные – на улицы выходят полтора миллиона человек; они сжигают небоскрёбы; они громят метро. Власть сломалась и опустила цену на проезд. Нужно понимать, что после погромов придётся компенсировать – надо же всё чинить. Уже требуют увольнения правого президента-олигарха, сторонника методов Пиночета, либерала, человека весьма несовременного в свете событий, которые происходят в последний год-полтора.

Латинская Америка – довольно специфический регион. До начала 19-го века она была в колониальной зависимости от Испании. После этого она попала в экономическую зависимость от Соединённых Штатов Америки. На протяжении ста пятидесяти лет она играла ту роль, которую сегодня играет Китай и Юго-Восточная Азия – то есть источник дешёвого сырья, включая овощи и фрукты, и источник дешёвой рабочей силы. В результате возникла специфическая структура общества, которая разительно отличает Латинскую Америку от Западной Европы, от России и от США. Это компрадорская структура общества – она рассчитана на вывоз капитала и на иностранные инвестиции. В этом обществе есть очень незначительное количество (полпроцента – один процент) олигархов – это владельцы крупных латифундий, месторождений, которые получают долю от всех операций. Значительно большая часть (в десять-пятнадцать раз больше) – это обслуга. Обслуга – это дальние родственники, незаконные потомки, родственники жён, профессора, учителя, врачи, архитекторы, офицерский корпус, который всё это защищает. Их примерно 10-15%, они аналог среднего класса европейских стран и США, но отличаются от них. Они меньше, чем этот средний класс. В Европе средний класс составлял 20-25%, как и в США, до 81-го года – настоящий средний класс (не в таком убогом понимании, как то, что у человека есть как бы личный домик, обременённый ипотекой; но зато их доходы существенно выше, чем у представителей аналогичных социальных групп в той же Западной Европе). В 50-е годы профессор университета из Буэнос-Айреса легко мог себе позволить съездить на лето в Париж; а вот профессор Сорбонны съездить в Буэнос-Айрес себе позволить не мог; его зарплата была сильно меньше. Остальные 85% населения – это быдло. Это та самая дешёвая рабочая сила, в которой две вещи. Первое – никакого образования. Второе – на каждое рабочее место должно быть, как минимум, два человека, а лучше, три; чтобы была невероятная внутренняя конкуренция, за которую они как бы дерутся и готовы удавить всех, лишь бы…

Такая структура латиноамериканского общества существовала сто пятьдесят лет. Там были свои истории – например, была империя в Бразилии; были попытки сделать более сильные структуры (американцы разрушили Колумбию, чтобы построить Панамский канал) и так далее. Но основные проблемы начались в 70-е годы, когда США нашли новый регион с дешёвой рабочей силой – Юго-Восточную Азию. Из-за того, что начали падать иностранные (в первую очередь американские) инвестиции, стало невозможно воспроизводство. Начались экономические проблемы. Местная обслуга (прежде всего, военные и интеллигенция) стала требовать от олигархов, чтобы они своими деньгами компенсировали недостающие инвестиции. Олигархи, как и полагается, всё, что у них было, выводили за пределы страны по двум причинам. Первое – от греха подальше. Второе – те капиталы, которые у них были, невозможно было пристроить на территории их стран (ёмкость рынка была слишком маленькая). Началось давление на олигархов как справа, так и слева. Создавалась правая диктатура, которая сильно давила не на самих олигархов, а на их родственников, на их друзей, чтобы заставить олигархов идти на переговоры и инвестировать внутри страны. Левые диктатуры а-ля Чавес как бы национализировали часть олигархического капитала и направляли эти деньги на повышение уровня жизни населения. И правые, и левые были заинтересованы в одном: в сохранении структуры. Разрушение социальной структуры – это катастрофа, с которой непонятно что делать. В этом смысле Чавес был во многом американский проект, что хорошо видно по знаменитой истории, когда его во время одного из переворотов арестовали; но его никто не расстрелял; он ухитрился через две недели снова вернуться к власти. Это была в чистом виде схватка двух проамериканских группировок.

В начале 90-х Гайдар и его команда хотели у нас построить компрадорский капитализм – латиноамериканскую структуру общества. Есть олигархи, которым они давали всё имущество, которое разворовывали в процессе приватизации. Есть обслуга, а есть быдло. Именно в рамках быдлизации общества произошла реформа образования, реформа здравоохранения. Зачем быдлу здравоохранение? Задача быдла – родиться, выйти на работу, размножиться, потом сдохнуть. Совершенно невыгодно, чтобы представители быдла жили восемьдесят лет – они уже не работают; пользы от них никакой. Желательно, чтобы они умирали лет в сорок-пятьдесят, когда выросло молодое поколение, которое их может заменить у станка, в поле и так далее. Абсолютно такая рабочая конкретная ситуация. Поэтому у нас так выросло количество чиновников. В нашей стране обслуга олигархов – не учителя и не врачи, потому что олигархи учатся и лечатся за пределами нашей страны. Это в основном чиновники и офицеры спецслужб. Чиновников стало в три раза больше, чем при СССР – потому что любой чиновник, начиная с какого-то уровня, точно знает, какой олигархический клан он представляет; а олигархический клан знает точно, что надо контролировать все министерства и ведомства, чтобы, не дай бог, кто-нибудь чего-нибудь не стащил. Там, где при советской власти были два-три исполнителя, сейчас появилось двадцать-тридцать контролёров, конкурирующих друг с другом, и ни одного исполнителя. Когда двадцать-тридцать контролёров, исполнитель ничего не может сделать, ибо любое его действие хотя бы одному контролёру да не понравится. Вот картинка, в которой мы сегодня живём. Всё бы хорошо, если бы это всё продолжалось хотя бы лет сто - видимо, они бы сделали то, что хотели. Но, к сожалению, не успели. Ещё живы люди, которые помнят СССР; много людей с советским образованием. Хотя уже начали волноваться по поводу молодёжи. Молодёжь, которую выращивали как быдло, с точки зрения образования и миропонимания, тем не менее ухитрилась через бабушек и дедушек, а частично через родителей получить советское чувство собственного достоинства. У быдла не может быть чувства собственного достоинства. В Латинской Америке социального достоинства у людей нет. Их нельзя оскорблять в лицо – они тут же вытащат пушку. Но социального достоинства у людей нет. А у нас оно осталось. В результате у строителей этого общества начались большие проблемы, и они начали постепенно уходить в тень.  Некоторые от горя даже спились и умерли.

В условиях мирового кризиса ни Латинская Америка, ни мы совершенно точно не сможем быть компрадорской страной, потому что компрадорская страна предполагает, что есть некоторый источник, который определяет правила и обеспечивает некоторый уровень иностранных инвестиций. Если их нет, то начинается бунт. Латинская Америка тому пример. Сегодня мы платим дань нашим хозяевам – примерно двести миллиардов долларов ежегодно. За этим следит Минфин и Центробанк. Именно поэтому Набиуллина так устойчиво сидит на своём месте – она твёрдо обеспечивает этот финансовый поток. Уже совершенно чётко понятно, что иностранных инвестиций не будет не только из-за санкций, но и потому что денег не будет через несколько лет.

Надо менять социальную структуру российского общества. Мы видим, что Путин, судя по множеству разных тонкостей (что-то видно всем; что-то видно только тем, кто понимает; что-то не видно вообще никому), строит большую империю. Но проблема в том, что в большой империи нужны исполнители, но абсолютно не нужны надсмотрщики. Не нужно от каждой олигархической группы надсмотрщика. Во-первых, они получают много денег. Во-вторых, кто такие олигархи? В имперской структуре их быть не может; там всё устроено совершенно по-другому. У самих олигархов не хватит денег. А дальше будет то, что в 90-е годы - когда, например, замминистра финансов опоздал на совещание к министру экономики (это был 95-й год), потому что из-за неуплаты у Минфина отобрали служебный автомобиль. У людей, которые привыкли жить в рамках олигархических бюджетов (они же не на зарплату живут – все начальники департаментов, многочисленные замминистра и так далее), начинаются большие проблемы. На зарплату они жить не будут; олигархи им тоже денег не дадут, потому что олигархи начинают жить в соответствии с заданием, спущенным сверху; доля, которую они могут тратить на себя и на свою обслугу, будет стремительно падать. Кроме того, нужны исполнители. А исполнителей вообще нет! И взять их неоткуда. Есть люди советской школы, но им уже всем за пятьдесят. Их можно взять на высокие должности на несколько лет, но единственно с целью обучить молодёжь. А молодёжь – это уже люди, которых воспитывали в рамках системы образования, подготовленной для быдла. Они не способны принять обоснованно грамотное решение, потому что они не знают истории, не знают географии – ничего не знают. В результате мы получаем возвращение 20-х – 30-х годов, когда решения начинают принимать «комиссары в пыльных шлемах». Такая же ситуация была с судебной системой. Конечно, «комиссары в пыльных шлемах» будут куда более справедливы, чем современные судьи, на которых вообще клейма ставить негде. Я не знаю, есть ли в России хоть один судья, который живёт на зарплату; или хоть один судья, к которому невозможно придраться с точки зрения тех приговоров, которые он выносит. У меня, когда я сталкивался с нашей судебной системой, ничего, кроме тихого ужаса, от этого ощущения не было. Любой нормальный человек говорит: что угодно, только не суд! Это надо было общество довести до такого состояния! Конечно, «комиссары в пыльных шлемах», которые будут руководствоваться революционной целесообразностью, в этом смысле будут куда более гуманны, адекватны и так далее. Но нужно понимать, что они будут руководствоваться революционной целесообразностью. При этом, поскольку они-то быдло, то они будут люто ненавидеть чиновную команду, которая возникла за последние двадцать пять лет. Не брать их нельзя, потому что эти работать не будут и управлять не будут – их никто этому не учил; они этого не умеют и не собираются. Но и оставлять их тоже нельзя, потому что нужно принимать решения. Значит, нужно брать вот этих молодых. А это создаёт невероятной мощи социальный конфликт, который носит объективный характер. Вот это ключевая проблема современной жизни – этот конфликт носит не субъективный характер: это не есть личная проблема Путина, Медведева или ещё кого-то там; Волошина, Шувалова, Дворковича, Кудрина – как квинтэссенции этой олигархической компрадорской модели 90-х – 2000-х. Это абсолютно объективный характер. Если этим конфликтом не заниматься, то в какой-то момент может возникнуть русский бунт, бессмысленный и беспощадный. В этом случае вопрос уже пойдёт о том, как спасать шкуру. Причём сбежать не получится, потому что сбегать будет некуда. В Западной Европе будут свои проблемы; там будут новые бедные. Я не исключаю даже, что в США будет гражданская война. Штаты, где будет республиканский губернатор, начнут воевать с штатами, которых демократический губернатор. Десять лет назад мне казалось, что это крайне маловероятно. Два года назад я стал об этом говорить, как о явлении, которое теоретически возможно. А сейчас об этом уже начал Трамп говорить, что демократы ведут страну к гражданской войне. Конечно, не демократы, а банкиры, у которых демократы находятся на содержании. Тем не менее этот процесс идёт; ситуация становится всё хуже и хуже.

Сегодня мы оказались в ситуации, когда в нашем обществе зреет невероятной мощи конфликт, который в истории всегда завершался победой молодого поколения – то есть этих «комиссаров в пыльных шлемах». Проблема в том, что перекупить их нельзя. Дело не в том, что у нынешнего чиновничества не хватит денег. Этих людей воспитывали как быдло – они необразованные. Из них нельзя воспитать более-менее образованных преемников; они ничего не знают. Даже если их учить; если они выучат профессиональные термины, ещё чего-то - культуры не будет!

И 7-го ноября, на презентации моей книжки; и на Тенерифе, на традиционном семинаре, который состоится с 8-го по 14-е декабря, я буду обсуждать базовые основания современного экономического кризиса. На Тенерифе будет подробное обсуждение книжки – по главам, по содержанию; а также что сделать можно… Я приглашаю всех. Там будет чётко понятно, что ничего нельзя сделать, с точки зрения ухода от этого конфликта. Его надо будет обсуждать и каким-то образом разрешать. Если этого не сделать, то будут большие проблемы у нынешних власть имущих.

Кто бы в 1915-м году мог сказать разным камергерам и губернаторам, что они, в лучшем случае, будут нищими пенсионерами, а в худшем, их расстреляют в подвалах ЧК? Они бы не поверили. А сегодня мы приходим к конфликту того же масштаба. В Российской империи была та же самая картина. Она была другая по базовому противоречию (там было сословное общество). Кстати, компрадорский капитализм всегда возрождает сословное общество. Те, кто из быдла вырвался, или те, кто там никогда не был, - они готовы на что угодно, лишь бы не вернуться. Сословные механизмы начинают проявляться очень ярко: если ты происходишь из быдла, тебе уже не подняться. Эта проблема висит сегодня над Россией. Я не хочу сказать, что дамокловым мечом. Думаю, что пока до этого не дошло. Все споры по поводу того, что новое поколение чего-то не понимает… Ну, да, не понимает; оно много чего не знает – истории, географии. Но оно пока маленькое. Через пять лет, когда его старшие представители будут под тридцать, и подрастёт более молодое поколение (есть ещё молодые люди, которые понаехали тут; у которых вообще нет тех цивилизационных барьеров, которые были; поскольку они не помнят СССР, но зато они выросли на национальных окраинах), придётся решать много проблем.